Чучельник чуть ли не с сожалением кивает и исчезает. Через несколько минут он появляется снова с лестницей в руках и мотком вполне добротной бечевки. Скидывает ее нам, мы обвязываем тушу Кошмара, затем по лестнице карабкаемся наверх. И уже втроем вытягиваем следом мертвого мутанта.
Я с подозрением смотрю на дымящиеся кружки с «чаем», поставленные перед нами на низенький стол. Мы сидим в самой большой комнате: я, Миша, Данилов и Чучельник. Поодаль, забившись в угол, затаилась дикарка-дочь, зыркая на гостей огромными глазами. Ранее мы условились с Мишей, что при хозяине свалки не будем поднимать тему дирижабля. Слава богу, туша Кошмара лежит в самой дальней комнате, хотя Чучельник хотел притащить ее сюда, чтобы получше рассмотреть. Пришлось чуть ли не за руку его удерживать. Но вонь долетает даже сюда, для нее и земляные стены не преграда. Будь моя воля, я бы оставил мута в той самой ямке, а сверху засыпал землей с горкой. Мне кажется, я уже никогда не смогу забыть этот запах: тошнотворно-сладкий, едкий, режущий глаза и вызывающий спазмы в желудке.
Лезвие своего топора я уже раз десять вытер тряпкой, смоченной в спирте, чем вызвал недовольство Чучельника, мол, зря перевожу продукт, предназначенный для медицинских целей. Но хозяин свалки пребывает в хорошем расположении духа. Еще бы, такой улов. Самому-то ему с этим мутантом было не справиться, а в ловушки тварина не попадалась.
– Нет, но какие у него лапы, видели?! Одни мышцы! А когти получше любых ножей! Он без сомнения станет жемчужиной моей коллекции! – восклицает Чучельник.
Миша при упоминании о когтях морщится и прикасается к раненому боку, который я перевязал более-менее чистыми тряпками. Рана неглубокая и доставляет при передвижении лишь небольшой дискомфорт. Неудивительно, что Миша наотрез отказался задержаться здесь, на свалке, даже на пару дней. Ему не терпится оказаться среди нормальных людей. Данилов тоже не возражает, лишь озабоченно о чем-то пошептался с Мишей. В итоге решено выдвигаться через несколько часов, сразу как стемнеет – москвичи на солнце все равно что слепые кутята.
К сомнительному «чаю» из нас троих так никто и не притрагивается. Он медленно стынет, пока дикарка, наконец, не убирает чашки со стола, недовольно цыкая. Напоследок ее взгляд задерживается на Мише, и девица вдруг краснеет, отводя глаза. Даже постъядерному ежу понятно, что парень ей понравился. Но тут уж, понятно, без вариантов. Даже если не брать в расчет явные проблемы с головой, для начала с крали нужно как-то отскрести толстый слой грязи, да повадки животные куда подальше засунуть.
– Куда вы теперь? – спрашивает Чучельник.
– К атоммашевцам, – отвечаю я.
– Угу. Слушай, ты заезжай на следующей неделе. Еще одно дело будет к тебе.
– Если жив буду, – киваю я.
Чучельник с дочерью провожают нас до порога и еще долго смотрят нам вслед.
Глава 5
«Атоммаш»
Дорога петляет под колесами по поросшей высокой травой степи. Мне приходится ехать очень медленно, то и дело останавливаясь: Мишу, памятуя о его ране, я посадил на байк, – пришлось впервые в жизни пренебречь своим правилом, – но Данилов вынужден идти пешком. Луна скрылась в низких облаках, поэтому очертания «Атоммаша» и промзоны проступают только тогда, когда мы уже совсем рядом. Переваливаем через поросшие сорной травой железнодорожные пути – раньше они вели к станции Заводской, обслуживающей промзону и сам «Атоммаш», – минуем полуразрушенные строения и склады. Промзона выглядит заброшенной, все, что можно было отсюда утащить, давно унесли. В стенах зданий зияют дыры, на узких дорогах по обочинам догнивают каркасы автомобилей, сквозь бетонные заграждения тут и там пробивается растительность, гигантские вьюны густо оплетают бывшие заводы. Понятно, почему люди укрылись на территории «Атоммаша», обчистив прилегающие к нему территории и забросив их – держать под контролем такие обширные пространства им просто не под силу. Иногда встречаются дикие собаки, провожающие нас злобными взглядами, но они не решаются подойти поближе – видимо, отпугивает глухо рычащий мотор байка. Не чета местные барбосы волколакам, те не раз пытались атаковать меня даже на большей скорости. Мы неторопливо выбираемся из промзоны, и нашим глазам предстают огромные корпуса «Атоммаша», от их размеров захватывает дух. Над заводом с криками носятся какие-то птицы, но они пока не представляют для нас опасность. Слева неприветливое черное небо царапают сохранившиеся трубы ТЭЦ, только они уже не дымят, как раньше, а лишь молча взирают на окружающих. Если приглядеться, при свете иногда выглядывающей из-за облаков луны на самой высокой из них можно заметить гнездо. Ясно, поблизости лучше не рыскать – есть риск нарваться на негостеприимный прием.
Движемся по дороге из потрескавшихся плит, поросших бурьяном, со скоростью черепахи, и меня это жутко бесит – мы сейчас просто отличные мишени. Время от времени я включаю фонарь, чтобы понять, что мы на верном пути. Ныряем под арку теплосетей, с труб которой бахромой свисает почерневшая стекловата. Прямо по курсу вдруг вырастает не очень высокий забор из каменных плит, сверху густо опутанный колючей проволокой. Я заглушаю движок и вслушиваюсь в тишину. Очевидно, нас заметили – по периметру вдоль забора замечаю вышки, только наблюдатели пока старательно прячутся, оценивают нас, видимо планируют, что с нами делать. Лучше не делать неосторожных движений – понятно, что мы на мушке.
– Не дергайтесь, – на всякий случай предупреждаю я своих спутников, хотя это и излишне, они все прекрасно понимают и сами.
Я слезаю с байка размять ноги – пока ничего не остается, кроме как выжидать. В десяти шагах от нас – серые металлические ворота. Ими явно пользуются, хотя и нечасто – или, во всяком случае, за их состоянием следят. Мы идем на определенный риск – наверняка не знаешь, что там за хозяева внутри, как отнесутся к чужакам. Не лучше ли нас пристрелить, а имущество забрать себе? Но я не слышал от других общин ничего особо плохого про атоммашевцев, кроме того, что община закрытая, всякое отребье в свои ряды не принимают. Возможно, мне найдется там работа, иначе я бы десять раз подумал, сопровождать ли сюда Ивана и Мишу. Время сейчас такое – каждый ищет прежде всего личную выгоду.
Минуты струятся, как сухой песок сквозь сжатые ладони – медленно, по крупице. Душно, последние августовские ночи несут степной зной, бандана на голове влажная от пота. Я смотрю на Данилова и Мишу, они стоят рядом, разглядывая окрестности и временами бросая опасливые взоры на небо. Я бы, конечно, предпочел путешествовать днем, но что поделаешь с этими детьми подземелий? Непривычны они к дневному свету.
Вдруг ворота, протяжно гудя, начинают открываться. Наконец-то! Я уж думал, и ночевать здесь останемся. Охранники на вышках определенно взяли нас на мушку, поэтому я демонстрирую пустые ладони, показывая, что никаких неожиданностей для атоммашевцев не заготовил.