— Бабушка, — подсказала Вика.

— Да? Не помню. Она к нему не приходила сюда. И вроде есть кто-то близкий и позаботиться о нем некому было. К нам попал потому что совсем в себя ушел. Лежал на кровати день за днем, неделю за неделей. Не ест, не пьет, не говорит. А уже в больнице, наша вина — не уследили, признаю, он попытался себе голову о радиатор разбить. Я потому и рекомендовал его подольше наблюдать в стационаре. Мне все казалось, что он выкинет еще нечто самоубийственное, страшное.

— Как это?

Василий Цезарионович потер пальцем кончик мясистого носа и попытался объяснить.

— Была в нем некая, не знаю... жестокость, что ли?! Он так строго судил о людях — никакого снисхождения ни к другим, ни к себе! Даже один случай припоминаю: здесь санитар избил больного. Это ЧП, но иногда случается. Так вот, санитар избил старика, но наказания избежал. Никто не видел, сам пострадавший пожаловаться не мог. Так Нестор, представьте только, сломал тому санитару руку и исхитрился запереть его на ночь в карцер! Представляете? Основательно подготовился, украл ключи, обманул медсестру на посту, выманил свою жертву из отделения, завел в карцер и сломал ему руку!

— А сам?

— Сам спать пошел. — Ищенко рассказывал эмоционально, но понять, какие именно чувства вызывал в нем поступок бывшего пациента, Вике не удалось. Угадывалась некая смесь негодования и восхищения.

— И что Нестору за это было?

— А тоже ничего! — доктор усмехнулся чуть-чуть цинично: — Простите за откровенность, но он же сумасшедший!

— Так все-таки, он был ненормальным?

Ищенко всплеснул руками:

— Вот ляпнул! Простите еще раз! Так про Нестора, конечно, говорить нельзя. Он был болен, мучительно болен. При том, что личность была сложная, умственный коэффициент высокий, весьма образован для своего возраста. Много читал, играл в шахматы. Чувство юмора тоже имел своеобразное. Любил молоденьких медсестер в краску вгонять: он их целовал в благодарность за процедуры!

— А какие книги читал?

— Разные. — Ищенко задумался ненадолго, а потом перечислил: — Стругацких, Булгакова, Джека Лондона, Вальтера Скотта, Бальзака, Достоевского, еще любил «Над пропастью во ржи». Зарубежный детектив не отказывался пролистать. Я помню его литературные вкусы потому что сам ему книги приносил из своей библиотеки. Пытался с ним обсуждать прочитанное, но Нестор везде, даже в любовном романе, находил только одно: зло надо наказывать, справедливость должна торжествовать!

— Так у него была идея фикс? — высказала догадку Вика.

— Вот именно. Навязчивое состояние: поиск справедливости.

— И это считается болезнью? — не без яда спросила Вика. — Вы это у него лечили?

— Я лечил депрессивный психоз. — поправил ее доктор спокойно. — Уточню, что таких пациентов, как Нестор, обычно долго в больнице не держат. Назначается курс лечения, а потом, в зависимости от результатов, переводят на диспансерный учет. Но надо, чтобы родные и близкие внимательно следили за больным после выписки, а у Нестора, считайте, никого не было. Поэтому он провел здесь целый год.

— А потом?

— А потом — выписали. Не было никаких предпосылок держать дальше. Рекомендовали психотерапию и все такое.