Остановив микроавтобус у кромки глубокой канавы будущего газопровода, они поднялись на пологий холм и вскоре вышли к приметной красно-бурой палатке.

На прежнем месте догорал, загадочно мерцая бордовыми и аметистовыми углями, ленивый костерок, рядом с которым и обнаружился старенький профессор, сидящий, безвольно уронив руки к земле, на толстом берёзовом чурбаке. Лохматая голова уфолога была наклонена к заснеженной земле, седая борода-клинышек покоилась на хилой груди, облачённой в старенький ватник, дужки очков торчали из ближайшего сугроба – метрах в трёх с половиной от костра. Вокруг безраздельно властвовала чуткая и тревожная тишина.

– Он живой? – забеспокоился Пётр.

– Живее не бывает, – успокоил Николаич. – Храпит, дай Бог каждому! И, это…, перегар ощущается характерный, сивушный. Алкоголик учёный, мать его! Тьфу, да и только!

Управляющий Нефёдова, присев перед сугробом, подобрал очки, старательно протёр их стёкла о собственную штанину и аккуратно водрузил оптическое приспособление на длинный нос Ивана Фёдоровича. После чего строго скомандовал:

– Рота, подъём! Тревога! Общее построение! В ружьё!

Профессор дисциплинированно вскочил на ноги, вытянулся в струнку и, испуганно глядя на неожиданных посетителей дикими со сна глазами, доложил – на удивление дельно:

– Старший лейтенант запаса Гафт! На вверенном мне важном объекте всё спокойно! Никаких негативных происшествий не наблюдалось! Готов к труду и обороне!

– Это хорошо, что готов, – ехидно улыбнулся Николаич. – Вольно, служивый! Расслабься и успокойся. Садись обратно на свой чурбачок…. Сел? Скажи-ка, старший лейтенант, не заглядывал ли к тебе на уютный огонёк – уже после рассвета – господин Нефёдов? В сопровождении юной и прекрасной спутницы, так сказать?

– Нефёдов? Это который известный местный олигарх и буржуй? Не имею чести – быть знакомым с ним…

– Имеются в виду – Глеб и Ольга, – доходчиво пояснил Пётр. – Иван Павлович, вы меня узнаёте?

– О, господин Пьер! – обрадовался старик. – Конечно же, узнаю! Глеб и Ольга? Нет, они сегодня не удостаивали меня визитом. Как вы тогда ночью уехали в Ненарадово, так и всё – больше я их не видел. Они что же, потерялись? Наверное, просто уединились в каком-нибудь спокойном уголке, подальше от чужих, не в меру любопытных глаз. Дело молодое. Я сразу, с первого же взгляда понял, что между ними имеются любовные отношения. Очень симпатичная пара, знаете ли…

А вот глаза профессора были какими-то странными и умоляющими, будто бы хотели сказать нечто совсем другое.

– Николаич, будь другом, осмотри внимательно палатку! – непринуждённо попросил Петька. – Вдруг, да обнаружится там чего интересного…

Дождавшись, когда управляющий Нефёдова отойдёт от них, пожилой уфолог сбивчиво и горячо зашептал:

– Пьер…. Тут такое произошло. Такое…. Вы-то, сразу видно, что свой. В том смысле, что человек мыслящий, не закостенелый в убожестве общепринятых штампов. Наверное, поймёте меня правильно. А, вот, ваш сегодняшний спутник…. Право, не знаю, можно ли при нём рассказывать обо всём? У данного субъекта глаза такие нехорошие…. Холодные, очень колючие и бесконечно-недоверчивые….

– Пожалуй, действительно не стоит излишне откровенничать с малознакомыми людьми, – подумав пару-тройку секунд, согласился Пётр. – Ничего, я непременно что-нибудь придумаю.

Вернувшись, Николаич отрицательно помотал головой и с неприкрытой досадой сообщил:

– Нет там абсолютно ничего интересного! Приборы всякие шумят-гудят, лампочки – как сумасшедшие – мигают всеми цветами радуги, самописцы шуршат. Хрень сплошная, как любит выражаться известная вам Ольга…. Ещё, ко всему прочему, деревенской самогонкой там воняет нестерпимо. А на раскладном столике бурый мышонок старательно обкусывает шмат сала. Наглый такой, деловой до неприличия, на меня не обратил ни малейшего внимания…. Куда, Магистр, дальше поедем?