Экран погас.
Энн вздохнула, отключила свой комм и осталась сидеть, глядя на экран, свечение которого сменилось мертвой серостью.
Она уже не в первый раз думала о том, что можно было бы устроиться лучше. Конечно, существовали и менее удачные варианты, чем тот, на котором она остановилась: ей сразу же вспомнились центральные ясли Университета с их ведомостями о сдаче и приемке ребенка, аккуратными рядами аккуратных кроваток и аккуратными послушными детьми, одетыми в чистенькие одинаковые костюмчики. Ужасное, антисептическое, холодное учреждение — совершенно такое же, как и то, другое.
Она постаралась уверить себя в том, что все делает нормально благодаря помощи таких друзей, как Джерзи. Однако ей было страшно неприятно прибегать к услугам друзей, несмотря на все их добродушие. А еще больше она ненавидела те часы, на которые вынуждена была расставаться с сыном: так много часов в день, так много в неделю! Постепенно она начинает ненавидеть работу, необходимость посещать заседания кафедры, готовиться к занятиям. Ее работа пошла медленнее, а на Университете один закон — «публикуйся или погибнешь». Библиотечные дни все чаще и чаще превращались в дни Шана, а необходимую работу она старалась вместить в ночные бдения и ранние утра, максимально используя домашний терминал — и увеличивая счета за пользование связью, чего легко было бы избежать, если бы она пользовалась терминалом, предоставляемым исследовательским центром.
Она резко встала и начала собирать вещи. Ее мать была пилотом и отсутствовала по шесть месяцев из каждого местного года, оставляя сына и дочь на различных родственников, а один раз — в Детском доме Нового Дублина.
Энн вздрогнула, рассыпав аккуратно сложенную пачку карточек. Это был самый жуткий год. Их с Ричардом заперли в разных спальнях и разрешали всего один разговор по комму в десять дней. Они нашли способ уходить тайком, после отбоя, чтобы подержаться за руки и поговорить по-семейному. Но правила запрещали уходить тайком, и когда их неизбежно ловили, то наказывали — тяжелой работой, запретом на разговоры с окружающими, бойкотом. Тот год длился вечно: корабль матери задерживался, и Энн решила, что она пропала без вести…
Она недоуменно посмотрела на сжавшиеся в кулаки руки. Это было так давно… Ее мать умерла три года назад, мирно — в своей постели. Ричард теперь сам был пилотом, а его последнее письмо было полно упоминаний о некой Рози, с родителями которой ему вскоре предстояло познакомиться. А Энн — профессор сравнительной лингвистики, и у нее на счету несколько ученых статей, и она ведет семинар по лиадийской литературе, на который каждый семестр набирается полная группа.
Энн покачала головой и устало наклонилась, чтобы собрать рассыпавшиеся карточки. Джерзи прав: она устала. Ей нужно хорошо поесть и как следует отоспаться. В последнее время она себя перегружала. Ей не надо забывать об отдыхе, только и всего. И тогда все будет в порядке.
Эр Том устало поднимался по изогнутой мраморной лестнице, которая вела в Административный центр Северного городка Университета. В здании оказалось чуть теплее, чем на улице, но все равно прохладно для человека, привыкшего к весенней погоде Лиад. Он не стал расстегивать кожаную куртку пилота, даже когда подошел к круглой мраморной стойке, отмеченной земным значком «Справки».
При его приближении к стойке подошла землянка неопределенного возраста. У нее оказались густые темные волосы, небрежно распущенные, словно она только что поднялась с постели, а щедрый вырез блузки открывал пышную грудь. Она уперла локти в розоватый мрамор и широко улыбнулась Эр Тому.
— Привет! Чем я могу вам помочь? — спросила она, подчеркнув слово «вам».
Он поклонился ей как равной — что было лестью — и ответил легкой улыбкой.
— Я ищу друга, — сказал он, тщательно выговаривая бестональные земные слова. — Ее зовут Энн Дэвис. Ее область — сравнительная лингвистика. Я сожалею, что не знаю названия кафедры, на которой она работает.
— Ну, вы хотя бы в нужном городке, — жизнерадостно отозвалась женщина. — У вас нет ее идентификационного номера, снимка сетчатки или чего-нибудь в этом роде?
— Сожалею, — снова повторил Эр Том.
Она мотнула головой, и растрепанные локоны заплясали вокруг лица.
— Я посмотрю, пролетит ли это, друг, но сведений маловато для факультета наших размеров… — Она отошла, бормоча что-то вроде того, что бормотали люди из администрации Восточного и Западного городка. Отойдя на несколько метров, она остановилась и начала работать с клавиатурой, установленной на стойке, хмуря брови на экран, подвешенный на уровне ее глаз. — Так, посмотрим… Дэвис, Дэвис, Энн. — Она повернула голову и окликнула его через плечо: — Энн будет писаться с двумя «н»?
Он воззрился на нее, не в силах заставить свою усталую голову проанализировать ее вопрос и понять его.
— Я… прошу прощения…
— Ваша подруга, — терпеливо пояснила служащая. — Ее имя пишется с одним «н» или с двумя?