— Нет!
Он дернулся от нее. Его тело было напряжено, серебристые глаза расширены.
— Шанни!
— Нет! — снова крикнул он и оттолкнул ее руку, что было настолько нехарактерно для Шана, что она изумленно его отпустила.
— Мирада! — Он топнул ногой, гневно глядя на нее. — Хочу Мираду! Уходи! Уходи, плохая ма!
И с этим он убежал, сломя голову помчавшись по длинной детской, — и оказался в руках госпожи Интасси, которая как раз вошла в игровую через дверь, которая вела в отдельную кухню детских апартаментов.
— Плохая ма! — крикнул Шан, обхватывая няню за ноги и утыкаясь лицом ей в платье. — Хочу Мираду!
— Все это хорошо, — отозвалась госпожа Интасси на земном, твердо и непреклонно. — Однако вы не слишком добры к вашей матушке. Вам следует попросить у нее прощения.
— Нет! — упрямо сказал Шан, отказываясь поднять голову. Чувствуя сильную тошноту, дрожащая и измученная Энн встала и покачала головой крошечной няне, бывшему разведчику.
— Не важно, — проговорила она, заметив, что у нее дрожит голос. — Если он не хочет, чтобы я побыла с ним здесь, я уйду.
Она повернулась к двери, не заметив встревоженного взгляда госпожи Интасси.
— До свидания, Шанни, — сказала Энн. — Может быть, мы увидимся с тобой завтра.
Дверь детской закрылась у нее за спиной.
Спустя какое-то время она лежала в постели, тупо глядя в стеклянный купол над кроватью. Лиадийское небо было ярким, зеленовато-голубым и безоблачным.
Яркий свет терзал ее, выжигая из головы смятенные мысли, превращая чувства в пепел.
Когда она снова открыла глаза, яркий свет поблек. Она повернула голову на подушке. Часы у кровати сказали ей, что на подготовку к собранию у нее осталось два часа.
Вздыхая, чувствуя себя не только усталой, сколько выжатой — лишенной всех мыслей, эмоций и намерений, не считая ее плана, — она встала с широкой кровати, посмотрела в зеркало у противоположной стены комнаты и нахмурилась.
На туалетном столике под зеркалом среди знакомых вещей оказались две непривычные шкатулки.
Большая шкатулка была обтянута шикарным малиновым бархатом. Энн подняла ее крышку.
Там оказалась веревка, свитая из трех золотых нитей — розовой, желтой и белой, плачущих капельками желтых бриллиантов, цвет которых точно повторял цвет ее наряда. Крошечные желтые бриллиантовые подвески на серьгах — сверкающая прелесть. Плетеные золотые гребни и шпильки, усыпанные желтыми осколками, чтобы уложить волосы, зачесав их наверх и назад.