А на другой кровати Марина так же радостно квохтала над подарком мужа — черной ночной рубашкой, точно такой же, как у меня. Можно подумать, что эта пара решила больше не заводить детей!

— А Дэвид звонил? — осведомилась я, в четвертый раз выслушав рассказ о безобразном поведении Джо во время ночной литургии. (Моя непутевая младшая сестрица то и дело громко икала. Принимая причастие, споткнулась и растянулась во весь рост. А чего еще, скажите на милость, ожидать от девчонки-подростка, весь вечер напролет лакавшей ликер «Бейлиз»?)

— Дэвид? — переспросила мама. — А с какой стати ему нам звонить?

— Да я так просто подумала, — ответила я, пожимая плечами. — Может, ему захотелось спросить, как у меня дела. Сюда он мне не звонил.

— Наверное, он скоро придет, — предположила мама. — Видимо, хочет тебе сюрприз устроить.

Однако настало время обеда, а Дэвид так и не появился. Я с трудом заставила себя вкусить больничной стряпни. Индейку, поданную по случаю Рождества, похоже, нашпиговали фаршем из историй болезни.

В три часа дня, когда сестра Марвин отдернула шторы, ограждавшие мою кровать (таким образом меня защищали от пистолетов, стреляющих шариками для пинг-понга, которые принесли с собой малолетние бандиты, дети Марины), мои надежды вспыхнули вновь. Медсестра известила меня о приходе посетителя. Однако это оказался не Дэвид, а Эмма, моя подружка, на пару с которой я снимала квартиру. Мое лицо вытянулось.

— Что ты здесь делаешь? — тупо спросила я.

— Не изображай такой восторг по поводу моего прихода, — сказала Эмма, устраиваясь в изножье моей кровати.

— Я думала, ты сегодня обедаешь у своих родителей, — нелюбезно сказала я.

Эмма усмехнулась.

— Неужели ты думаешь, что я не воспользуюсь удобным случаем, чтобы улизнуть из дома и избавиться от необходимости стоять, пока королева не произнесет свою длиннющую речь? — спросила она.

Я понимающе кивнула.

— Значит, тетя Мэвис все-таки сумела к вам приехать? — осведомилась я. — Она ведь, помнится, в доме для престарелых живет, да?

— Угу. Едва рассвело, как двое дюжих санитаров вкатили ее к нам на инвалидной коляске. Представляешь, как легко ей требовать, чтобы мы все стояли как пни во время королевской речи? Сама-то в коляске сидит! Кстати, старушка просила тебе привет передать. И вот этот подарок. Ты ведь у нас теперь тоже инвалид.

С этими словами Эмма небрежно бросила на мое одеяло небольшой сверток. Я взяла его без особого восторга, поскольку была уверена: внутри носовые платочки, украшенные монограммами. Похоже, их запасы у престарелой тетушки Мэвис поистине неисчерпаемы.

— В чем дело? — спросила Эмма, видя мое замешательство. — Что тебя смущает? Цвет, что ли, не тот? Ну, ничего, зато я припасла для тебя нечто иное. — Она раскрыла сумочку и извлекла из нее продолговатый, аккуратно упакованный предмет. Подарок меня сразу заинтриговал. Я выхватила его из рук Эммы и стала нетерпеливо ощупывать, пытаясь угадать по форме, что за сюрприз приготовила мне подруга.

— Так, любопытно, — с расстановкой промолвила я. — Уж не та ли это вазочка на одну розу, которую я видела в «Либерти»?

— Пф! — презрительно фыркнула Эмма. — Стала бы я тратиться на такую муру! Разворачивай!

Я поспешно сорвала красочную обертку и… тут же об этом пожалела. Тимми, пятилетний сынишка Марины, стоял у моей кровати и во все глаза пялился на мои подарки.