Но Артур отшатнулся от них и впился пальцами в пухлую руку Лепсиуса.

— Спросите их, кто убил отца, — шепнул он побелевшими губами.

Лепсиус повторил его вопрос.

— Не сейчас… мне трудно говорить об этом, — пробормотала вдова.

— Отчего не сказать ему прямо, мама? — вступилась Клэр своим мужским басом. — Тут нет никаких сомнений, его убили большевики.

Скорбная процессия двинулась дальше. Лепсиус подхватил зашатавшегося Артура и довел его до автомобиля. Набережная опустела, с неба забил частый, как пальчики квалифицированной ремингтонистки, дождик.

Сплевывая, прямехонько под дождь, к докам прошли, грудь нараспашку, два матроса с «Торпеды». Они еще не успели, но намеревались напиться. У обоих в ушах были серьги, а зубы сверкали как жемчуга.

— Право, Дип, ты дурак, право так.

— Молчи, Дан, будь ты на моем месте, ты бы остолопом стал.

— Скажи, пожалуй!

— А я тебе говорю, остолопом.

— От такого-то пустяка? Да у меня и в животе бы не пробурчало!

— Пустяк! А я тебе скажу — я лучше дам себя съесть акуле, начиная с ног и кончая головой, чем опять переживу этакое дело.

— Да какое дело-то? Бабьи фокусы!

— Ни-ни, милейший, тут не баба, тут сатана. Если б ты увидел, как она ручьем разливалась, да с капитаном на голос выводила, а потом сухими глазами взглянула и смешок вырвался, будто невзначай, — понимаешь, она думала, что одна осталась, а я за брезентом, — так тебе стало бы страшно дневного света.

— Тю, дурак. Ну что же тут страшного?

— Сам дурак, вот что. Помяни мое слово…

Остальное пропало в коридоре, ступеньками вниз, подвала «Океания», — горячая пища и горячительные напитки — специально для моряков». Если мы туда с вами и спустимся, читатель, то во всяком случае не сию минуту, когда, по моему счету, выходит ровнешенько «стоп» первой главе.