— Что ты делаешь, несчастный! — воскликнула жена.

— Пусть они там наверху поучатся сведению баланса и двойной бухгалтерии, — ответил Сетто, — я ждал от бога сто на пятьдесят, а он вместо этого заставляет меня спасать знатных иностранцев уже не единожды, а восемьдесяттысячетрижды.

Так вот, с наступлением весны этот самый Сетто задумал опять на досуге отдаться своей страсти и приступил к ремонту. «Рабочий союз для производства починок по городу Нью-Йорку» получил от него срочный заказ и тотчас же выслал ему армию квалифицированных маляров, кровельщиков, штукатуров, обойщиков, водопроводчиков, канализаторов и трубочистов.

Только-только приступили они к работе, как автомобиль доставил в «Патрициану», к истинному бешенству Сетто, двух знатных господ: принца Гогенлоэ и виконта де Монморанси.

Как назло, комнаты, предназначавшиеся для них, были в ремонте.

— Ничего, хозяин, — сказал молодой слесарь, приводивший в порядок замки в №2 А-Б, — не трудите себе головы. Пусть их въезжают, а я при них уж докончу. Тут работы самое большее на часок.

И покуда знатные господа сидели за табльдотом, слесарь, как обещал, со всеми своими инструментами, направился в апартаменты бельэтажа, носившие затейливую нумерацию 2 А-Б и состоявшие из анфилады больших парадных комнат со всеми решительно удобствами, вплоть до самостоятельной междугородской телефонной станции и почтового отделения.

Захлопнув за собой дверь, слесарь Биллингс поставил корзинку с инструментами на пол и, к моему собственному удивлению, вместо того, чтоб начать ремонт, сделал прыжок. Потом он остановился и прислушался — ни звука. Тогда Биллингс сделал еще один пируэт, нажимая пятками на какую-то невидимую нам точку, и тотчас же квадратный кусок паркета под ним зашевелился, поднялся и стал ребром поперек комнаты, открыв черную дыру вниз.

— Менд-месс! — шепотом сказал слесарь, наклонившись к дыре.

— Месс-менд! — тотчас же послышалось оттуда, и в отверстии показалась голова водопроводчика Ван-Гопа.

— Это ты, Биллингс? Я тут чиню трубы. А ты что делаешь?

— Исправляю замки. Скажи, пожалуйста, Ван-Гоп, у тебя там внизу на всех вещах есть клеймо Мик-мага?

— Почти на всех, Биллингс. Только обойная фабрика из Биндорфа подкузьмила. Ребята на ней еще не записались в союз, у них вещи не согласованы с нашими. Обидно это, тут ведь за обоями дверь с клеймом прямехонько в верхний номер русского попрошайки, а обои не слушаются.

— Надо бы нажать на Биндорф. Упереди Тингсмастера. Да смотри, Ван-Гоп, не выходи из трубы до завтра. Должно быть, будут интересные передачи.

После этого Биллингс закрыл паркет и, весело посвистывая, принялся осматривать замки. Он делал это в высшей степени странным образом. Так, он брал лупу и внимательно глядел через нее на шейки замков, на петли ключей, на дверные, комодные, шкафные скобки и всякий раз одобрительно кивал головой. Заглянув с ним вместе, я вижу в лупу только две микроскопические буквы, стоящие одна внутри другой, мелкие, как инфузории:

И больше ничего.

Кончив осмотр, Биллингс крепко запер ключом одну из дверей, подошел к ней и, не вынимая ключа, провел ногтем по какой-то невидимой полоске. Дверь тотчас же тихо открылась, хотя ключ по-прежнему торчал в замке.

— Менд-месс! — позвал кто-то громко из стены.

— Месс-менд, — поспешно ответил Биллингс. Стена раздвинулась, и с куском штофной материи в руках в комнату вошел обойщик.

— Биллингс, дай немедленно знать по всей линии. Тут что-то готовится. Только что с экспрессом из Сан-Франциско приехал лорд Хардстон. Я думаю, нам пора кончить починку, тут все до последнего в порядке.