Это было не что иное, как признание вины. Илюшин добился своего. Без этого его версия оставалась только гипотезой.

– Рад был пообщаться, Александр Константинович. – Макар светло улыбнулся Алику и поднялся, собираясь уходить.

– По-родственному? – переспросил Бабкин, не двинувшись с места. Он неожиданно разозлился. – Ты собирался своему отцу подложить такую свинью… Запросто и в могилку бы свел. По-родственному! Или на это все и было рассчитано?

Алик усмехнулся:

– А ты за моего отца не переживай, не надо. Он как-нибудь сам справится.

– Твоему отцу много с чем пришлось справляться, это верно. – Бабкин поймал на себе удивленный взгляд Макара, но упрямо продолжал: – Но ты ж ему даже на старости лет не позволил бы жить по-человечески, с единственной родной душой под боком. Изгадил бы и его отношения с Ниной. Слушай, а вот скажи – ну, просто, не под запись, чисто для удовлетворения моего любопытства… Тебе отца совсем не жалко? Мне тут довелось почитать на досуге его биографию… Незаурядный у тебя папаша. В хорошем смысле. С детьми вот только ему не повезло!

Алик прикрыл глаза и помассировал виски.

– Удобный расклад, – пробормотал он, не поднимая век. – У святого Константина Михайловича родился Иудушка. Главное, никаких вопросов. Удобно тебе, Сергей, жить в черно-белом мире?

– А я в чем-то ошибся?

Открыв глаза, Алик устало спросил:

– Ты представляешь, что значит быть сыном такого человека, как твой обожаемый Константин Михайлович? С юного возраста ты должен делать только одно: соответствовать. Оправдывать его ожидания. Видишь ли, так получилось, что наш отец не способен на безусловную любовь. Чтобы считаться полноценным ребенком, ты должен ежедневно выдерживать экзамен на пригодность. К дочери это тоже относится, но в меньшей степени. В результате Алла хотя бы способна петь! А у меня глотка – как пережатый шланг: в ней звуки попросту застревают. Я даже кричать не умею. Отбил у меня папенька еще в детстве такую способность.

Алик встал, нацедил в стакан виски и выпил, как компот.

– От меня всю жизнь что-то требовали! Быть умнейшим, быть лучшим! Единственное, чего мне не позволялось, – быть самим собой. Ну, это все предмет для долгих бессмысленных бесед с психотерапевтом, а не с тобой… Что-то я не удержался. Захотелось подправить тебе картину мира. Но она ведь прочно держится в твоей башке на двух ржавых гвоздях, верно?

– Детские травмы, значит, пошли в ход, – протянул Бабкин. – Сразу с козырей!

– Других не держим, – развел руками Алик. – Попробовал бы ты жить с отцом, который смотрит на своих детей как на пустое место, поскольку мы не дотягиваем до его масштабов. Папа у нас действительно незаурядный, это ты верно заметил! Он и от близких требует такой же незаурядности. А если родился обычным – тебя пинком под зад из семьи!

– А как же Нина? – не удержался Сергей.

– Нину он заполучил уже взрослой. Не сопливым младенцем, не подростком с комплексами, а сложившимся человеком. Хочешь знать, отчего в нем так сильно вспыхнули отцовские чувства? – Не дождавшись ответа, Алик ожесточенно продолжал: – Потому что она – его зеркальное отражение. Черствая! Требовательная! Заносчивая! Они даже смеются одинаково! – Он изобразил суховатое кудахтанье. – У отца деловой сметки, конечно, побольше. Но в целом он просто удачно воспользовался обстоятельствами, вот и вся его заслуга!

– А ты почему не воспользовался? – негромко спросил Бабкин.

– Что?

– Я говорю – почему же ты не воспользовался обстоятельствами? – Сергей повысил голос. – Твой отец рос в нищете, с матерью, пахавшей как проклятая, и безногим отцом. Бегал с голым задом и ключом на шее. Тебя растили в богатой семье, любое образование было к твоим услугам. А ты вылетел с третьего курса! Твоя-то биография тоже ни для кого не секрет. Потом болтался по этим, как их… санаториям для нариков и алкашей…