— Да, — сказала она несколько удивленно, — В Хотшете все очень по-домашнему, им действительно хорошо вместе. Если что-то идет не так, то они собираются вместе и обсуждают. Те, кому не нравится такая жизнь, уходят, как Мэл Харт.
Почти все в Хотшете были или Харты, или Норрисы.
— Он сошелся с моим братом в последнее время, — сказала я, поскольку была несколько заинтригована новым другом Джейсона.
— Да, я тоже слышала. Все рады, что он наконец-то нашел себе кого-то в товарищи, после того как столько времени провел в одиночестве.
— Почему он не смог там ужиться? — спросила я прямо.
— Как я поняла, Мэлу не нравится делиться всем, что имеешь, а это приходится делать, если ты живешь такой небольшой общиной. А он… «Что моё — то моё», — сказала Таня и пожала плечами. — По крайней мере, мне так говорили.
— Джейсон такой же, — сказала я.
Я не могла с легкостью читать мысли Тани из-за «двойственной натуры», но я могла прочитать ее настроения и желания, и поняла, что другие пумы беспокоились о Мэле Харте. Полагаю, они интересовались, как ему живется в большом мире Бон Темпса. Хотшет был их маленькой собственной вселенной.
Когда я закончила инструктаж Тани (которая определенно имела опыт работы), на сердце у меня стало легче, и я сняла фартук. Я захватила свою сумочку и сверток Бобби Бёрнэма, и поспешила через служебный выход, чтобы поехать в Шривпорт.
Я попыталась по дороге слушать новости, но была утомлена мрачной действительностью. Вместо этого я включила диск Мэрайи Кери (Прим.: американская поп, ритм-энд-блюз певица, автор песен, музыкальный продюсер и актриса.), и почувствовала себя лучше. Не сказать, чтобы я хорошо пела, но мне нравится подпевать популярным песенкам, пока я веду машину. Напряжение дня стало стихать, уступая оптимистичному настроению. Сэм вернется, его мать поправится, ее муж возместит причиненный ущерб и пообещает, что будет любить ее всегда. В мире некоторое время поохают и поахают по поводу вервольфов и других оборотней, а потом все придет в норму.
Разве думать о подобных вещах — всегда плохо?
Глава 3
Чем ближе я подъезжала к вампирскому бару, тем скорее билось мое сердце — такова обратная сторона моих кровных уз с Эриком Норманом. Я знала, что увижу его, и была просто счастлива этому. Я должна была беспокоиться, я должна была испытывать тревогу по поводу того, чего он от меня хочет, я должна была задаваться миллионом вопросов по поводу вещи, упакованной в бархат, но я просто ехала и улыбалась.
Со своими чувствами я сделать ничего не могла, но могла управлять поведением. Из чистого упрямства, поскольку никто не сказал мне, что я должна пройти через служебный вход, я направилась к главной двери. Это был рабочий вечер в Фэнгтазии, и толпа сидела в ожидании. Пэм была на подиуме для танцовщиц. Она широко мне улыбнулась, демонстрируя небольшие клыки (толпа была в восторге). Я была знакома с нею какое-то время, и она была моим самым близким другом среди вампиров. Сегодня вампирша-блондинка была в непременном полупрозрачном черном платье, и, что было уже слишком, в длинной, чисто черной вуали. Ее ногти были покрыты алым лаком.
— Дорогуша, — сказала Пэм, спускаясь с подиума, чтобы обнять меня. Я была удивлена, но польщена и была рада обнять ее в ответ. Она источала легкий, приятный до умопомрачения аромат, который был значительно лучше сухого запаха вампиров. — Ты получила это?
— А, ты о свертке? Да, он в моей сумке, — я подняла свою большую коричневую сумку «через плечо» за ремешок.
Пэм выразительно на меня посмотрела, но под вуалью я не смогла понять ее взгляд. Это было выражение, в котором сложным образом смешивались раздражение и приязнь.
— Ты даже не посмотрела, что внутри?
— У меня не было времени, — не то, чтобы мне не было любопытно. Просто у меня не было возможности подумать об этом. — Сэм уехал, так как отчим стрелял в его мать, и я теперь управляю баром.
Пэм посмотрела на меня долгим оценивающим взглядом.