— Что охотник?
— Он поискал собаку, долго звал ее, потом со вторым псом ушел в дом.
— Хорошо.
Ефрейтор ждал, что еще скажет начальник, но тот молчал. Он думал о том, что приходится возиться с какими-то паршивыми собаками, с этим стариком, вместо того, чтобы срезать их всех одной очередью из «шмайссера».
Ефрейтор попросил разрешения уйти, и Крюгер кивком головы отпустил его.
19. ДВА ВЫСТРЕЛА
Старик Лихарев залег в густых можжевеловых кустах. Выбрал место, где перед ним лежал полуметровый валун, на который удобно было опереть во время стрельбы карабин. До рассвета оставалось совсем недолго ждать, и Иван Васильевич удобно устроился, надежно замаскировавшись в кустах. Помор лежал рядом с ним на животе, положив голову на передние лапы.
Засаду старик устроил подальше того места, откуда в прошлый раз он видел немца. Расположился метрах в пяти-десяти от подножия холма. Отсюда — обзор больше, да и его самого обнаружить труднее. А стрелять ему что с полета, что с сотни метров — без разницы, не ружье ведь, а карабин. Тут промаха быть не может, дело-то привычное. Правда, после той давней войны, первой мировой, на человека оружия не поднимал... Но то на человека. А эти разве люди? Одно слово — фашисты. Они и нас тоже за людей не считают. Потому как сами давно перестали быть людьми.
Осторожно оттянул затвор, проверил, есть ли патрон в патроннике. Тут уж холостого щелчка быть не должно. Запер затвор — взвел курок на боевой взвод. Все это сделал не спеша, чтоб громко не звякнуть. Хотя море тихо шумело, да и ветер шуршал по тайге, скрывая негромкие звуки, но старик все равно поостерегся.
Совершенно незаметно стало светать. Темное небо как-то вдруг сразу стало серым. За дальним холмом посветлела полоска на сером небе, и светлые утренние сумерки поползли в тайгу, оттесняя мглу в глухие овраги и пади.
Охотник напряженно смотрел и слушал, стараясь не пропустить ни одного звука или движения.
Шороха он не услышал, но увидел, как с холма бесшумно спускается темная человеческая фигура. Немец шел совсем не там, где старик видел фашиста в прошлый раз. Он спускался теперь метров на сорок левее того места. Но потому охотник и отодвинул свою засаду, расположился подальше, чтобы видеть весь склон холма.
Уже почти совсем рассвело и стало хорошо видно мушку и целик. Старик приложился к оружию, прицелился и плавно нажал спуск. Немец рухнул как подкошенный. Винтовочный выстрел резким трескучим звуком распорол утреннюю тишину побережья, и гулкое эхо покатилось по прибрежным холмам и заглохло где-то в елках.
Иван Васильевич понимал, что фашист-разведчик упадет, даже если ранен или вообще невредим, и он не верил этому падению. Он верил себе — немец этот убит.
Передернул затвор и несколько минут ждал, но никакого движения не было. Только шуршал по берегу прибой, да ветер шелестел в тайге. Помор хотел было вскочить после выстрела, дернулся, но охотник придержал его и приказал лежать. Прошло еще минут десять. И вдруг старик подумал, что у немецкой землянки наверняка есть выход на другую сторону холма. И фашисты не пойдут туда, где уже подстрелили одного из них. Значит, ему надо срочно менять позицию, немцы могут найти его, подобравшись с тыла. Ведь они сумеют приблизительно определить откуда стреляли. Но он упустил время и понял это...
Внезапно Помор дернулся, и сразу же старик услышал сзади какой-то шорох. Он резко повернулся: в двадцати метрах от него, немного пригнувшись, стоял немец, точно так же одетый, как тот, которого он видел вчера, и такой же крупный и высокий. Рука немца была занесена над головой, как бы для броска...
Иван Васильевич вскинул карабин, и одновременно немецкий разведчик метнул нож. В долю секунды старый охотник успел поймать на мушку прицела голову противника и нажать спусковой крючок. Громыхнул выстрел... И в тот же миг тяжелый короткий кинжал, изготовленный специально для бросания, по рукоятку вошел в грудь охотника, но он, превозмогая острую боль, колющую и разрывающую грудь, разглядел через пелену смертного тумана, что выстрел сделан точно, и только после этого выронил карабин и провалился в бездонную черную мглу. Старик Лихарев, бивший влет не только из» ружья, но даже из карабина куропатку, рябчика, не промахнулся. Пуля попала Фогелю в лоб.
Охотник полусидел, откинувшись спиной на обомшелый валун, и его широко открытые глаза смотрели в глубь тайги, словно он хотел навеки запомнить родные деревья и скалы, убедиться, что больше не видно в его родных лесах чужеземных завоевателей. Вязаная шапочка упала с его головы, обнажив седые длинные волосы. А рядом с ним стоял Помор, ошалело поджав хвост, и преданно лизал шершавые ладони хозяина. Седая, коротко стриженная борода старика Лихарева чуть шевелилась от ветра, и Помору казалось, будто хозяин что-то хочет сказать ему...
Услышав второй выстрел и не дождавшись возвращения Фогеля, Крюгер сам двинулся на поиск. Осторожно обогнул холм и со стороны леса подошел к месту схватки. Уже издали он понял все. Некоторое время стоял, затаившись за деревом. Нет, катера или корабля поблизости не было, никто не слышал выстрелов. Не останавливаясь, глянул на труп Фогеля, прошел к полусидящему мертвому старику охотнику, и вдруг из-за камня со злобным рычанием на него кинулся охотничий пес.
Быстро и сильно Крюгер ударил собаку тяжелым ботинком по челюсти снизу, и пес, всхрапнув, перевернулся в воздухе и замертво рухнул на землю.