– Так, все, телка, достала своим визгом! – отрезал Гаврош. – Валдай, в подвал ее. И хачу этому позвони, пусть сюда едет, если хочет свою сучку целой забрать.

В том, что мой вечер сегодня будет далек от романтического, сомнений не было, но что он пройдет в жутком вонючем подвале, я даже в страшном сне не могла увидеть. Тем не менее именно так и оказалось. Когда глаза немного привыкли к темноте, я разглядела в дальнем углу какую-то кучу и решила, что там хотя бы не будет так сыро, как в том месте, где стою сейчас. Осторожно, чтобы не вывозиться окончательно и не сразу промочить ноги, я двинулась к цели, придерживаясь рукой за стену. Доски пружинили под ногами, издавая неприятный хлюпающий звук. К моему ужасу, куча в углу вдруг зашевелилась и заговорила хриплым мужским голосом:

– Ты кто такая еще?

Я завизжала и кинулась назад к двери, однако поскользнулась на чем-то и упала, проехавшись руками и щекой по отвратительно склизкому полу. Из угла донесся смех:

– Что, испугалась? Ну, немудрено – я ж небритый.

У меня в голове мутилось от ужаса и омерзения, все руки и лицо, так же как джинсы и футболка, оказались покрыты вонючей жижей... «Куча» тем временем поднялась на ноги и двинулась ко мне.

– Ты не бойся, девочка, я тебя не обижу... Без меня охотников тут хватит. – «Куча» со стоном присела на корточки рядом со мной: – Черт, как же ребра-то болят... Метелят на совесть ребята, ничего не скажу, старательные. Тебя за что сюда, маленькая?

– Да не знаю я! А вы кто? – Я попыталась хоть как-то вытереть лицо, но это оказалось невозможно, только развезла грязь еще сильнее.

– А я, детка, Анатолий Петрович. Ты не гляди, что я в таком виде – просто давненько уж тут заседаю.

Я пригляделась и увидела, что на самом деле «куче» от силы лет сорок. Это мужчина со спутанными волосами и лицом, покрытым синяками и ссадинами. Одет он был в некогда белую рубаху и черные брюки, однако сейчас они выглядели как наряд вокзального бомжа. И только речь выдавала человека воспитанного, привыкшего разговаривать на правильном русском языке, без всяких там оборотов, если не считать слова «метелят».

– А... вы кто? Ну, в смысле – почему тут? – Я немного осмелела, поняв, что товарищ по несчастью не собирается меня притеснять.

Анатолий Петрович вздохнул:

– Денег я должен хозяину здешнему.

– Так что ж не отдадите?

– А нечего отдать. Все, что мог, отдал и продал, а долг покрыть не хватило. Хорошо еще, семьи нет у меня, а то б вообще... А так – ну, убьют, хоть плакать некому будет.

То, что человек так спокойно говорит о возможной развязке, поразило меня. Как это – сидеть и покорно ждать смерти? Неужели нельзя попробовать что-то сделать, ведь должен же быть какой-то выход! Он мужчина, в конце концов, молодой еще, неужели не пробовал убежать? Но когда я высказала мысль вслух, то в ответ услышала только хрипловатый смех «сокамерника».

– А ты иди во-о-он к тому окошечку, встань на ящик да и выгляни на улицу. Иди-иди, не бойся.

Я послушно прошла в указанном направлении, взобралась на ящик и выглянула в маленькое, почти слепое окошко. Но и его хватило мне, чтобы в ужасе отшатнуться и свалиться с ящика – прямо на меня с той стороны стекла глянула огромная оскаленная морда дымчато-серого алабая. Судя по лаю, он там был не один...

– Ну, как? Побежим? – усмехнулся Анатолий Петрович, наблюдая, как я рассматриваю джинсы, разорвавшиеся на бедре при падении.

– Ужас какой... И что же – они так и бродят без привязи?