Последние слова прозвучали громче первых, взгляд Карины Карловны не хотел покидать товарища Ефимози и его черный пистолет.
– Это хорошо, очень хорошо – довольно произнес товарищ Репейс.
– Всегда рады стараться, дорогой товарищ Репейс. Вы знаете мое радушное к вам расположение в любой ситуации – не выдержав глубины и пафоса момента, вступил в разговор Эдуард Арсеньевич.
Церемониальный строй нарушился. Все разошлись, образовав что-то похожее на полукруг. Рыжая борода старательно прятался в темноту. Инна думала о том, что это сон, и скорее бы он закончился, причем совершенно неважно каким образом.
Товарищ Репейс, не скрывая удовлетворения, осмотрел ларец. Ефимози зажег бензиновую зажигалку с толстым языком пламени, товарищ Репейс открыл крышечку; – Чудесно все на месте – произнес он.
– Отличная работа, моя дорогая – обратился Ефимози к Карине Карловне, она смутилась, опустив глаза.
И в этот момент случилось неожиданное. Свет от канделябра заметался полосками, – и тут же раздался крик, переходящий в высоко тональный вопль.
– Изыди сатано!!! Изыди сатано!!!
Иннокентию Ивановичу показалось, что страшное действие произвел Ироним Евстратиевич, но это было не так. Ироним лишь утерял канделябр, от этого заметался свет, сам Ироним отлетел в сторону, плохо видя вокруг себя и мало, что соображая, зато из темноты, буквально из ниоткуда, предстал на всеобщее обозрение, тот о ком уже шла речь. В генеральской форме, на голове странный предмет, похожий на женские панталоны, времен турецкой войны, – императора освободителя, взятый, как кажется из города Бухареста, а может и из самого Царьграда.
– Изыди сатано!!! Изыди сатано!!! – еще громче закричал Леопольд Сигизмундович, – и со всей силой ударил канделябром товарища Репейса по голове. Священный ларец в одно мгновение оказался на земле. Леопольд Сигизмундович проявив непостижимую сноровку, подхватил его, но тут же отлетел в сторону, от неожиданного удара со стороны товарища Ефимози, закрутился волчком, зачем-то вновь прокричал.
– Изыди сатано!!! А ларец во второй раз оказался на земле.
Ноги Иронима Евстратиевича окончательно вросли в землю, он шептал что-то обращенное к отцу Питириму и тщетно крестил темноту перед собою. Товарищ Ефимози завладел ларцом, но опять же, ненадолго, Иван Васильевич протаранил его головой, при этом напоминая из себя, не меньше, чем разъярённого бычка.
– Бей товарищей!!! Бей товарищей!!! – раздался знакомый, писклявый голос, и Карина Карловна онемев, увидела, появившегося в двух шагах от нее сеньора Толстозадова в черном фраке, невероятно толстого. На голове высокий цилиндр, цветом под стать фраку, а в руках, воинственно рассекающая воздух трость. Темнота не могла поглотить дым от сигары, той самой, которую так тщетно, пытался увидеть Эдуард Арсеньевич.
– Бей товарищей!!! – еще громче и выше завопил Толстозадов, голосом похожим, то ли на порося, то ли на хер знает кого, этого понять Эдуард Арсеньевич не мог, зато хорошо видел за спиной Толстозадова, две его копии, только на голову ниже ростом, и этим соблюдающие незримую субординацию в сфере наращивания капиталов. Может, Эдуард Арсеньевичи продолжил свою мысль, но…
…В какой-то момент один из братьев близнецов напомнил самого Эдгарда Романовича, и Эдуард Арсеньевич решил больше не касаться столь деликатной темы, и на время застыл в позе схожей с Иронимом Евстратиевичем, только не имея в руках иконы, да и креста у него не имелось, несмотря на всю огромную ответственность.
Карина Карловна и Инна находились в стороне. Инна, забыв об основах должностной лестницы, прижалась к Карине Карловне и сейчас, только сам черт, мог бы уверенно возвестить о том, что эта парочка – не мама с дочкой, а всего лишь, – директор и менеджер.
Товарищ Ефимози упал, не выдержав тарана Ивана Васильевича. Ларец уже в который раз осиротел, но вновь ненадолго, потому что внезапно появился обладатель рыжей бороды, и вновь неизвестно на что, рассчитывая, схватил его, и, уповая на свою скоростную подготовку, вспоминая забег по улице в сторону дома с табличкой восемь, рванулся с ларцом в направлении выхода. Карина Карловна и Инна переглянулись, ничего по-прежнему не понимая, а появившийся сбоку от них мужичок в грязном фартуке громко икнул. В его руках была метла и, что он собирался подметать в такой темноте, осталось неизвестным и по сей день.
Рыжая борода не сумел осуществить задуманное и только, набрав скорость, только направив бороду по ветру, оказался на земле, вогнав эту самую бороду в пыльную поверхность.
– Мое почтение, многоуважаемый искатель утраченной коровы, – раздался голос из темноты.
– Это же Паскудин, мать его, опять Паскудин – не сдержавшись, произнес Эдуард Арсеньевич и в одно мгновение оказался с обратной стороны мемориала.