2 февраля. Утро. Во временном лагере у мотогонщиков.

Проснулся сам, от того, что замёрз, ну и ещё от Сливиного храпа, чтоб его, не мог подальше лечь! Открыв один глаз, осмотрелся, все ещё дрыхнут, на улице прохладненько, на часах почти семь утра. Слива лежал с другой стороны Патруля и храпел, как работающий трактор. Как с ним только Наташка его спит?

— Слива, млять! — зашипел я на него, открывая второй глаз.

Бесполезно, реакции — ноль. Мля, эти ёлки у меня теперь везде, как колется тело-то!

— Доброе утро, — услышал я негромкий голос.

Выглянув из-за Ниссана, увидел, как Егор подкидывает в костёр дрова.

— Доброе, — буркнул я.

— За водой смотри, — так же улыбаясь, сказал Егор, вешая над костром котелок с водой, — я пойду Небоскрёба сменю.

Я только кивнул и снова осмотрелся. Вон лежит, и почти что пускает слюни, Грач, Паштет, где этот Мушкетёр? А, вон он, в самом дальнем углу, около камня, перед ним снова лежат четыре пустые банки из-под консервов, а рядом лежит его колотушка из гранат, да уж… Окна в тачках запотели, там девчонки, Бад вон, тоже сопит в обе дырки около Паджерика. Кошки вон спят около Лесника, хотя, нет, Бука уже открыл глаза и смотрит на меня.

— Слива, вставай, млять, — я несильно пнул его ногой.

Вот же сурок, жалко воды рядом нет, я бы его сейчас точно облил, а из котелка выливать жалко.

— А? Чё?

— Вставай, — глядя на него сверху вниз, сказал я, — ты своим храпом никому спать не давал.