Моряк вышел к костру, низко поклонился Любоводу:

— Здрав будь, хозяин. Прости, коли что не так. Ты знаешь, мы тебя уважаем. Слова твоего слушаемся крепко. Однако же в походы ходим мы не лясы точить, а прибыток в семью привозить. Трюмы в ладьях наших полными быть должны, тогда и животы полны будут. Обычай ты знаешь. Что на меч взято — половина твоя, половина команды. Коли тебе твоя половина не дорога, то круг от своей отказываться не намерен. Порешили мы взять товар для торговли обратной. Серебром не получилось, стало быть, мечом будем брать. Вот…

Моряк отступил, растер пятерней волосы, обернулся:

— Готовьтесь, брони надевайте, щиты снимайте с бортов. Люки там прочные, нам тараны понадобятся. Трувор, Диун. Ваше слово первым было, вам и сосну для тарана валить. Велеслав, своих сбирай, они у тебя тоже без броней…

От Любовода ни согласия, ни даже ответа не требовалось. Команда решила брать товар силой и, по обычаю, имела право на такое решение. Купец обладал на своей ладье большой властью. Он мог посылать людей в шторм, в битву, просто на смерть. Мог повелевать судьбами и здоровьем. Не мог он покуситься только на одно, самое святое — на долю команды в тяжелом походе. Запретить взять то, что само просится в руки, — было выше его власти.

Ведун опустил ладонь на рукоять клинка, сжал… Отпустил, опять сжал, мотнул головой и взялся за ложку. Он испытывал только одно чувство — чувство полного бессилия. Свое время, свои законы. Не будешь же драться против своих! Да и не управишься в одиночку-то… Оставалось только смотреть в огонь и хлебать кулеш, повернувшись к городищу спиной.

В лесу послышался хруст, быстро перешедший в нарастающий треск — дерево с гулким стуком рухнуло на землю. После короткой паузы стук топоров стал чаще — створ разделывали на куски, к которым, в глубокие пазы, привязывали палки, что будут заменять рукояти.

Середин, не выдержав, оглянулся на город. Там было тихо — ни огонька, ни шевеления. Люди безмятежно спали, не ожидая никаких неприятностей, строя планы на далекое будущее, мечтая и занимаясь любовью.

— После такого дорога для торга нам сюда закрыта будет, — перехватив его взгляд, посетовал Любовод. — А с другой стороны, Малюта прав: они и не торгуют! — Он привстал на месте, закричал: — Кормчего хоть одного оставьте, мало ли что!

В лесу настало затишье. Варяги и моряки, гости торговые, осторожно выбирались по скалам, неся на локтях согнутых рук целых три тарана — сосновые чурки диаметром чуть меньше метра и метра по три длиной каждая. Сырые чурки, тяжелые — каждую вшестером тянуть приходится. Остальные члены команды ринулись к кораблям. Кто натягивал кольчугу, оставленную на время работы — тяжесть все же изрядная, лишний пуд железа на плечах, — кто нахлобучивал на голову шлем, кто просто сдергивал с борта ладьи щит и торопился догнать своих товарищей.

Метров за сто от городища люди прибавили скорость и с разбега взобрались на шестиметровую земляную стену, чуть задержавшись на гребне. Ведун даже подумал, что сейчас чурбаки перевесят, и варяги вместе с таранами ухнутся вниз — но «торговцы», медленно вытаптывая цветы, двинулись по верхушке, расползаясь в стороны. Остановились. Неподъемные бревна поднялись вертикально, видимо, зависая над закрытыми люками, а потом все три одновременно рухнули вниз. Послышался треск, радостные вопли. Тараны закачались — привязанные палки не дали им провалиться в люки — и один за другим отвалились в стороны. Олег явственно представил, как, сжимая обнаженные мечи, варяги судовой рати и моряки, подбадривая себя грозными воплями, один за другим прыгают в проломы, чтобы зарубить каждого, кто попытается подняться им навстречу, не разбирая в горячке и темноте, кто это окажется — мужчина с мечом, старик с клюкой или мать с ребенком.

Будута заелозил, жалобно посмотрел на ведуна.

— Сиди, сиди, — посоветовал Олег. — Без тебя обойдутся. Тебе все едино не доля в добыче, а поруб в Муроме положен.

— Хоть бы факелы взяли, — пробормотал купец. — Не видно же в землянках ни зги!

Зашуршала трава, из темноты вышел Александр Коршунов, сплюнул в траву, вытянулся рядом с Любоводом:

— Дернула же тебя за язык нелегкая, хозяин. Меня погнали, батю оставили. Там же и биться не с кем! Ни стражи, ни оружия. Легкая добыча.

— И правильно сделали, — сурово отрезал купец. — Добыча, конечно, легкая. А коли вы впотьмах с лестницы на пару кувыркнетесь, кто ладьи назад поведет? Кто еще все повороты, заводи и перекаты наизусть помнит? Мне по глупости али случайности малой на Ахтубе заблудиться не хочется.

В городе было подозрительно тихо — никто не кричал, не плакал, не звал на помощь. Видать, земляные стены гасили все звуки. Глупо. Этак может случиться, что в одной землянке хозяевам животы вспарывают, а в соседней люди спать спокойно продолжают, очереди своей дожидаясь.

— Пусти, хозяин, — заскулил Будута. — Я выкуп для князя Муромского насобираю.

— Не насобираешь. Доля только членам команды положена. Коли Любовод тебе долю выделит — значит, беглого холопа на службу брал. Ему это надо, себя под сыск подводить?