Из носилок выпорхнула возбужденная Гейл, не забыв, однако, задернуть за собой занавески.
– Мы с Одином придумали для нас марш! – объявила она, поставив в миску Мэй свою пустую посудину. – Он говорит, что песня другого бога хороша, но у него должна быть собственная. Слушайте, сейчас я ее спою. Она короче и поется быстрее. – Девочка сдвинула бровки и пояснила:
– Как бой барабана.
И притопывая ногой, она запела:
– Марш, марш – по Гибельной земле. Марш, марш – смерть по всей земле. Смерть! Убей мингола. Смерть! Умри героем. Славная смерть! Смерть! Смерть!
С каждым словом голос ее становился все громче.
– Славная смерть? – переспросила Афрейт.
– Да. Давай, Мэй, пой со мной.
– Что-то мне неохота.
– Ну давай же. Я ведь ношу твою петлю? Один говорит, мы все должны петь эту песню.
Пока девочки повторяли со все возраставшим энтузиазмом своими тонкими голосками новую песню, к ним подошли Гронигер и еще один островитянин.
– Хорошо, – сказал Гронигер, собирая миски. – Славная смерть – это хорошо.
– Мне тоже нравится, – согласился его спутник. – Смерть! – убей мингола! – повторил он восторженно. И они отошли, громко распевая новый марш. Стемнело. Ветер все дул. Девочки наконец затихли. Мэй сказала:
– Холодно. Бог замерзнет. Гейл, пошли-ка лучше к нему. Вам тут удобно, кузина Афрейт?
– Удобно.
Они удалились и задернули за собой занавески. Немного погодя Мэй высунула голову и окликнула Афрейт:
– Бог зовет вас к нам.
Афрейт затаила дыхание. И, как могла, спокойно ответила:
– Поблагодари бога, но скажи ему, что я останусь здесь.., на страже.
– Хорошо, – сказала Мэй и снова опустила занавески. Афрейт стиснула под плащом руки. Она никому не могла признаться, даже Сиф, что Один с некоторого времени начал постепенно таять. Она его уже почти не видела. Голос еще слышала, но и тот все более слабел и походил на шелест ветра. Когда они с Сиф давним весенним днем нашли своих двух богов, Один казался вполне материальным. Он был так близок к смерти тогда, и она так старалась его спасти! Преисполнилась к нему такого обожания, словно перед нею был какой-то древний герой или святой, или даже ее любимый умерший отец. И когда он принялся нежно поглаживать ее, а потом с досадой (в этом можно было не сомневаться) пробормотал: «Ты старше, чем я думал» и, отодвинувшись, уснул, обожание ее несколько потускнело, замутненное страхом и неприязнью. Она додумалась привести к нему девочек (чудовищный поступок? Возможно…), "после чего все как будто наладилось, и она могла распоряжаться, держась в стороне.