Но с кашей она точно справится. Еще омлет сумеет пожарить и яичницу. А так придется Сереге и дальше самому себе котлеты жарить, тут она не помощник. Не то чтобы руки, как говорится, не из того места, просто никогда не стремилась научиться. У них в доме всю жизнь домработница, а для Егора готовить не хотелось принципиально.

Пока думала о своей дрянной жизни, сварила Мажарину кашу. Для него она с удовольствием. Для него вообще приятно что-то делать. Он благодарный, отзывчивый какой-то. Теплый. Думала, что в жизни так не бывает, чтобы все в человеке нравилось. Все. Без раздумий, без сомнений.

Когда смотришь в глаза и не можешь взгляд отвести; слушаешь и не хочешь, чтобы замолкал; обнимаешь и не можешь отпустить. Улыбается он — смеешься тоже, хочешь, чтобы поближе был. На два часа уйдет в спортзал — душа не на месте. Никакие великие основания для этих ощущений не нужны, сами по себе чувства возникли. И жили, и крепли.

Мажарин вернулся с пробежки мокрый от дождя и пота, раскрасневшийся.

Спросил, получилась ли каша, и ушел в душ. Пришел на кухню взъерошенный, Маринка потрепала его по влажным волосам, и они сели завтракать.

— Тебя дома не потеряют? — Сергей разглядывал ее лицо, подумав, что оно сейчас совсем другое. И не из-за отсутствия косметики. Марина никогда ею не злоупотребляла.

— Так скажем, дома не будут сильно горевать, даже если я потеряюсь, — сказала она, оставаясь невозмутимой, будто разговор не ее лично касался.

— Почему? — спросил расслабленно, готовый ко всяким сюрпризам. Со Стэльмах, видимо, по-другому не будет.

— Я живу с братом. И отношения у нас не очень.

— А родители? — поинтересовался, хотя уже знал кое-что от Нины. Поспрашивал.

Она рассказала, что родителей у Маринки нет и живет она с братом.

Сама Марина ничего не говорила, но это как раз не удивляло. Не начнешь же исповедоваться на пустом месте. Как-то коснулись в разговоре его семьи, и он объяснил, что его родители погибли давно, а растили его бабушка с дедушкой.

Трагедию из этого не делал, горе оно и есть горе, чего утрировать столько лет прошло. Все пережито, прожито. Все сложилось так, как сложилось.

— Родителей уже нет. — Вздохнула и добавила, смутившись: — Ты тоже ничему не удивляйся.

— Хорошо, не буду, — спокойно пообещал Мажарин.

Маринка улыбнулась его невозмутимости и качнула головой. Не очень приятно выдавать о своей семье такие факты, но придется рассказывать: откровенность всегда требует ответной откровенности.

— Егор… это мой брат… Он мне только по отцу брат. Матери у нас разные, у отца была другая семья. Жена, ребенок. У мамы была связь с отцом.

Мама умерла в тридцать восемь лет от инсульта, мне было двенадцать. Все внезапно случилось, неожиданно. Отец взял меня к себе. Жена была против, семья развалилась, братик меня возненавидел.

— Папа погулял. А ты причем?

— Вот и я не знаю.