— За собой смотри. — Спешно дожевав бутерброд, схватила с соседнего стула сумочку и джинсовую куртку.
— Ты че охерела?! — заорал на нее брат, а она, не отвечая, выбежала из дома на улицу, где ее уже ждало такси.
Сев в машину, подтвердила адрес. Автомобиль мягко тронулся, и Марине вдруг захотелось, чтобы он больше не останавливался — ехал и ехал, никуда не прибывая. Захотелось от бессилья и ощущения собственной никчемности, когда уже не знаешь, где себя искать и чего бояться, когда готов просто нестись куда глаза глядят…
Через сорок минут Стэльмах вошла в бар. За дверью обдало теплом, запахом сигарет и громкой музыкой, которые тут же взвинтили ее азартным напряжением и заставили забыть и о брате-ублюдке, и о его мерзком приятеле.
Она огляделась, пробежав взглядом по занятым столикам, шагнула вперед и печаталась в цветную футболку, вернее в того, на ком была надета эта цветная футболка.
— Осторожнее, — прозвучал над ухом ровный голос и крепкие руки стиснули плечи.
Марина уставилась на гладко выбритый подбородок с небольшой ямочкой; потом оглядела чистое, спокойное лицо; столкнулась с умными бледно-голубыми глазами и слегка растерялась.
Руки стиснули ее крепче и сдвинули в сторону, освобождая проход входящим внутрь бара людям.
— Мажарин, привет! — взвизгнула рядом Нинка Савина, хлопнула парня по плечу и схватила Маринку под локоть. — Марин, пошли! — потащила подругу за собой, ловко вырвав из рук Мажарина.
— Витя, что это за девка? — спросил Сергей у друга, усевшись за свой столик и глядя на девицу, которая влетела в него в проходе. Он запомнил ее яркие голубые глаза и подвижные чувственные губы, чуть тронутые розовым блеском. От нее насыщенно пахло дорогими духами. Так, что, вдыхая, потом чувствуешь этот запах во рту, и он становится уже не запахом, а вкусом.
— Где? — Витя повертел головой.
— Вон с Нинкой. В джинсовой куртке.
— А-а, это Маринка Стэльмах. Нинкина подружка, учатся вместе. Мажорка.
— А с каких пор у нас мажорки в Люблино отдыхают? — усмехнулся Сергей, ловя себя на том, что не может отвести от нее взгляд.
Марина, Марина… Ма-ри-на…
— Не знаю. Она вообще странная. Наверное, от родичей подальше хочет быть.
Ну… чтобы не пасли… мало ли…
— Почему странная? — спросил, всмотревшись в эту Марину пристальнее. Возможно, чтобы уловить «странность», о которой говорил Виктор.
— Я сильно не вникал. Кажется, что упоротая.
— Наркоманка, что ли? — засомневался Мажарин. Кожа у нее чистая, сверкающая, у наркоманок такой не бывает.