Книги

Машины времени в зеркале войны миров

22
18
20
22
24
26
28
30

– Отлично. Давайте поедем в лес и уничтожим улики, – я прекрасно понимаю, что в лесу он попытается убить меня. Но не тут-то было. Поборемся. У него шансов передо мной, как у того самца богомола, то есть никаких. Да, а потом я просто засовываю тряпку в бензобак поджигаю зажигалкой тряпку и бегом в лес. Взрыв! Я решила немного поспать, пока мы едем до места.

Всё. Рассказ рассыпался. Нить повествования потеряна. Дальше читать неинтересно. Ненадолго же хватило Автора.

Я открываю глаза и вижу, как огромная фура несется на нас с огромной скоростью. Я ору, Александр, сделай что-нибудь! Последнее, что услышал Александр перед смертью, была песня Людмилы Гурченко из фильма «Карнавальная ночь», которая лилась из прекрасной аудиосистемы «Ауди А8». И настроение хорошее не покинет больше Вас. Кто здесь? Рома? О, у нас тут перемена ролей! Рома лежит на столе и скулит, а я трахаю его в задницу страпоном. Никогда не понимала женщин, которые проделывают это с мужиками. Мужику, наверное, нравится, ему больно, его унижают, он чувствует беспомощность, он полностью отдается женщине. А женщина? Что она испытывает, кроме чувства морального превосходства? Ей нравится унижать мужчину? Ведь штуковина эта, страпон – мертвая. Она ничего не ощущает. Мне стало скучно. Рома стонет извивается. Видимо, я достала до его простаты. Ой. Ну давай хоть позу поменяем? Давай я лягу на стол, а ты мне пососешь страпон? Все разнообразнее. Я вынула страпон из его задницы, снимаю презерватив с Ромиными какашками. Фу, какая гадость. Выкидываю эту мерзость в мусорный бак под столом. Ложусь спиной на стол. Рома начинает сосать страпон, причмокивая и постанывая, засовывая его себе в глотку на полную длину. При этом он давится и издает такие характерные звуки. Я закрываю глаза, потому что мне противно смотреть на это зрелище. Но что это? Я начинаю чувствовать страпон так, как будто это мой член. Я открыла глаза и увидела, что какая-то очень красивая девка сосет мой член. Ничего себе. Вот эта ЭВМ меня по разным глубинам подсознанья мотает. Из самки богомола в тело мужика. Надо бы на себя посмотреть, я начинаю приподниматься, но тут понимаю, что руки мои прикованы к спинке кровати. Я хочу закричать, но в рот мне кто-то засунул кляп. Из носа у меня идет кровь и нос мой сильно болит. Девушка что-то искала в тумбочке. Что-то искала в тумбочке? Блин, я вспомнил. Это же та же самая сцена, которая была в питерской квартире, только теперь я ее вижу и ощущаю из тела этого толстого противного мужика. Я в теле Костика. И я знаю, что сейчас произойдет. Пытаюсь выплюнуть кляп изо рта. Не могу. Пытаюсь крикнуть, но получается лишь жалкий стон. Прекрасная девушка Лена легла на меня и засунула руку под подушку, и я знаю, что она там найдет и что сделает сейчас. Я извиваюсь, дергаю руками наручники, хочу скинуть Лену. Нет это невозможно, я не хочу умирать. Ужас. Жить! Жиииииить! Как же хочется жить, хоть в теле мужика, хоть в теле старика или старухи. Цепляться за любую предоставленную тебе возможность, за каждый денечек, за каждую секундочку. И тут я вспомнил про этого старика, японца, который погиб при извержении вулкана, но за секунду до смерти он сделал фотографию несущейся на него дымной, огненной лавины, которая и лишила его жизни. О чем он думал в этот самый последний момент своей жизни, что ощущал? Почему вцепился в свой фотоаппарат и до боли в указательном пальце нажимал на кнопку в фотоаппарате и снимал, снимал. Лена выпрямилась и занесла надо мной нож. Она проделывала это все, как на видео с замедленной скоростью. Очень медленно, красиво, грациозно. И еще я вспоминаю, что Лена – это я. Это я убиваю самого себя находящегося в теле Кости, который в восхищении просматривает замедленное видео. Лена, рука которой с ножом все ближе и ближе к его шее. Параллельно и одновременно он просматривает видео своей жизни на ускоренной перемотке. Он разбивает вазу с цветами. Детский сад. Школа. Первая любовь. Лена Филин. Он танцует первый танец с ней под завывания Мартынова. «Я тебя своей Аленушкой зову…» Институт. Пьянки. Первый секс с девушкой Таней. Диплом. Бизнес. Первая поездка за границу во Францию. Первый заработанный миллион. Потом он вспомнил, как чуть не погиб при посадке самолета. Дочка Алла. Сын Матвей. О жене он не хотел вспоминать. Любовницы. Мерседес. Дом в Монако. Почему-то вспомнились часы «Франк Мюллер», которые ему подарил его бизнес-партнер Александр. Поездка в Таиланд. Секс с тайскими ледибоями. Хрясть. Лена перерезала ему горло. Кровь из горла хлынула фонтаном, заливая все вокруг кровью. Он пытался прижать подбородок к груди и остановить кровь, тщетно. И Лена еще с силой придавила его голову к подушке. Кровь продолжала хлестать. Костя кончил…

Собственно говоря, вот он конец. Конец рассказа. Все очень гармонично. И невнятность даже эта, которая вновь проявилась с полной силой в конце рассказа, даже придает этому рассказу некоторую пикантность. Но нет, зачем-то надо этот рассказ продолжать, дотягивать, насиловать самого себя, а главное читателя. Краткость сестра таланта. Не помните такую фразу, господа современные писатели? Не?

О чем задумалась самка богомола? Почему медлишь? Давай быстрей! Сейчас он выпустит в тебя свое семя и ускачет себе восвояси. А тебе нужен белок. Тебе нужно много белка, для того чтобы правильно развивались твои детушки. Да даже не в этом дело. Это – ритуал. Так делали все самки богомола испокон веков. И мать твоя убила твоего отца, а бабушка дедушку и так далее до самой Великой Праматери. Ты должна это сделать из почтения и благоговения перед этой великой душой, великой материей, которая передала нам эту Великую Программу, по Командам которой мы должны действовать, не думая и не сомневаясь. Кто ты такая, мразь, чтобы нарушать Великий Закон? Ты опозоришь великую миссию Самки Богомола. Ты поставишь наш вид на грань уничтожения. Ведь остальные самки могут последовать твоему примеру и оставлять в живых этот генетический мусор, этих мерзких самцов Самок Богомола. Святой Каннибализм! Давай быстрей! Одумайся! Что ты делаешь? Не думаешь о себе, подумай о детях. Как они будут жить в этом мерзком, ужасном мире, где эти никчемные существа, не способные даже защитить женщину в минуту опасности, будут жить до старости и умрут естественной смертью. Эти низшие существа не могут умереть своей смертью. Мы не допустим этого. Нам даже не надо охотиться за ними, искать их повсюду, выслеживать. Они сами придут к нам, повинуясь их мерзкому похотливому мужскому инстинкту. И они возьмут нас мерзко, подло, внезапно. И сразу же, как только они оплодотворят нас, их ждет неотвратимая и справедливая смерть. Что тебе здесь непонятно? Мне все понятно. Просто я не хочу больше никого убивать. Не хочешь никого убивать? Тогда ты не родишь больше никогда детей, и сама умрешь. Ну и пусть. Зачем существовать дальше нашей богомерзкой богомольской цивилизации? Какому богу мы молимся? Богу Каннибализма? Ну не будет нас. И что? Мир только свободней вздохнет. Меньше зла станет на планете. И вообще… Лена! Он ускачет сейчас! Не дай ему уйти! Не позорь гордое звание Самки Богомола! Не позорь нашу Великую Праматерь! Наши Матери и Бабушки за что боролись? За что терпели лишения? Но никогда, слышишь, никогда еще ни одна самка богомола ни разу не предала наше великое дело борьбы против самцов богомола. Лена. Послушай, мы тебе сейчас откроем истинную причину, почему мы убиваем своих самцов. Готова? Мы убиваем их из чувства самосохранения. Мы убиваем их, потому что мы обороняемся. Если мы не убьем их, Лена, то они убьют нас. Око за око, зуб за зуб. До Великой Матери ведь как заканчивался секс между нами. Самец делал свои дела, а потом объедал голову самке, а потом и всю ее съедал. И вот, чтобы прекратить геноцид самок, Великая Праматерь и изменила программу. И ты теперь хочешь все, что накоплено таким непосильным трудом, невероятной дисциплиной наших выдающихся самок, хочешь это одним взмахом руки уничтожить? Не дадим, блядь, тебе, шалава лагерная, морда жидовская, богомолкафобка хренова, нашу жизнь разрушить! Наше счастье и счастье наших детей. Счастливое детство наших детей. А каких детей, я стесняюсь спросить? Детей-самочек? Или детей-самцов? Счастливое детство мальчиков или счастливое детство девочек я сейчас пытаюсь разрушить? И еще один вопросик на засыпку. Если до Великой Праматери, самцы после секса ели самок, то как наш род вообще существовал? Вали ее девки, чего ее слушать! Разорвем ее на части, разберем на запчасти!!!

И вижу я рой самок богомола, как рой саранчи закрыли они солнце и темно стало на земле. И вижу я Великую Праматерь, которая летит ко мне, чтобы первой начать убивать меня и моего любимого. А за что? За то, что я не хочу исполнять этот бессмысленный ритуал? За то, что я хочу простого богомольского счастья, как у всех насекомых. Чтобы муж рядом, чтоб дети накормлены, обстираны, чтоб дом полная чаша? Да посмотрите, как все остальные живут. Пчелы те же, муравьи. Только вам это бесполезно говорить. Вы заладили. Бабки наши так жили, и мы будем так жить. А кто не согласен с Великой Богомольской Правдой, того мы убьем и в порошок еще труп его сотрем и прах над морем троекратно развеем. И тут мой самец, любимый мой, доделал свои дела и был таков. Ускакал. Вот так. Ты борешься за их права, а им все равно. Будут им головы откусывать после секса, не будут. Им все равно, понимаете? ВСЁ РАВНО. А меня сейчас убьют эти ревнители богомольских традиций. Еще секунда и от меня следа не останется. Что мне делать. Убежать я не успею, да и некуда мне бежать. Тогда я, как будто беру в руки фотоаппарат и начинаю фотографировать свою смерть, как тот старик японец, у которого этот момент, когда он нажал указательным пальцем на кнопку фотоаппарата, был самым счастливым в его жизни. Великая Праматерь профессионально откусила мне голову…

Вот эта часть про самок богомола была бы шикарной, если бы Автор опубликовал ее отдельным рассказиком. А в теле этого рассказа эта часть выглядит, как инородное тело.

Я лежала на диванчике, полулежала, скажем так. Профессор Донут Роман Исаакович деловито, как истинный тайный врач, шлепал меня по щекам. Рядом стояла насмерть перепуганная официантка. Больше в кафе никого не было. Было довольно тихо. Лишь приглушенно из динамиков лилась прекрасная классическая музыка. Бах? Вивальди? Глюк? Я никак не могла вспомнить. На этот раз Пахельбель. Canon in D.

Интересно. А кафе это платит РАО за публичное воспроизведение этого музыкального произведения? Хотя Пахельбелю уже платить неуместно. Его музыка вся, без исключения – это народное достояние. А исполнителям? Ведь, судя по всему, запись сделана не ранее 1984 года.

Какая прекрасная плавная и вдохновляющая музыка. Я привстала на локтях, затем села на диван и тряхнула головой. Официантка ободряюще улыбнулась мне. Профессор подошел к официантке, что-то шепнул ей на ухо, она быстро ушла, один раз, правда обернулась посмотреть все ли в порядке, я махнула ей рукой. Роман Исаакович сел на стул, улыбнулся мне и сказал.

– Что ж Елена. Поздравляю. Игра закончилась. Вы достойно справились с испытанием.

– Ну и игра у Вас, дорогой мой, прям за каждого персонажа.

– Не за каждого, а за всех, Елена. У Вас просто воспоминаний не осталось о том, как вы за Александра и самца богомола играли. Сбой произошел.

– Да. И за всех этих безумных самок богомола с их Великой Праматерью, – меня аж передернуло от неприятных воспоминаний.

– Нет ну что вы, – профессор смущенно улыбнулся, – тогда Вы находились в Ментальном Виртуальном мире. Там область неизученная, работы как говориться непочатый край. Это я небольшой экспериментик провел, факты научные кое-какие собрал…

– Так ты на мне эксперименты ставишь, старый козел, а еще трахаешься с клиентками, – я привстала и мне прям захотелось врезать ему по морде его наглой старческой моим любимым Lui Viton.

Роман закрылся от удара, но удара не последовало, пожалела я его, добрая я, после всех приключений стала. Он убрал руки, закурил свою электронную сигарету.

– На эксперименты Вы сами согласились, читайте договор. А насчет секса, извините, это вы так все воспринимаете, я что ли сижу там в этой машине.

– Вы же сказали, что тот молодой человек в комнате тоже вы, -я злюсь, вижу насквозь этого старика похотливого. Посмотрим, как выкрутится.

– Да я. Но в каком смысле – это я? Я сижу. На экране появляется текст. Лена сказала то-то. Я ответил то-то. Потом появляется текст, что вы там делаете. Например, Лена побежала к двери, Лена и Роман трахаются. И так далее. Я действия не пишу. Они сами появляются. Я пишу, что говорит и что думает Роман. И параллельно ввожу данные в программу исходя из анализа текста. Моя работа проста. Вот смотри сюда, – он пересел на мой диванчик и показал мне свой планшет.