— Нет, — коротко фыркнул Герман. — Но эта мелкота наверняка что-то учуяла. Будь осторожен.

Глеб коротко кивнул, потом так же кратко чертыхнулся.

Марево наливалось синим светом очень неравномерно. На общем блекло сиреневом фоне четко обозначились две лазурные полусферы. Одна словно щитом прикрывала колонию от арки, другая — раза в два поменьше — формировалась позади гриба. Понизу, среди примитивов, сгущалась тьма. Туда даже лунный свет с трудом пробивался, включая и те участки, где шляпка гриба никак не могла ему препятствовать.

— Я так понимаю, всё хреновее, чем ты предполагал? — фыркнул Герман.

— Вроде того, — кивнул Глеб, опускаясь рядом с примитивами на одно колено.

По земле владения гриба были очерчены низенькой, сантиметров двадцать в высоту, решеткой. Тонкие примитивы так плотно оплели ее, что Глеб едва смог разглядеть металлические прутья, но за пределы решетки колония не выходила.

— Одиночные колонии сами никогда поля не разделяют, — продолжил биотехник. — А здесь именно такая. У них вся суть — в единстве.

— Значит, здесь орудует кто-то еще, — тотчас вычленил главное Герман.

— Похоже на то, — сказал Глеб. — Думаю, вояки. Они повадились последнее время кидать пси-волну через сдвоенное поле.

— И как?

— Защиту прожигает лучше, но сами генераторы полей горят как свечки. Их теперь даже не разбирают. Сразу в мусорку.

Глеб недовольно покачал головой. Такие крупные примитивы, как эти, всегда были в большом дефиците. Петрович как-то по случаю пожаловался, что от весеннего расселения на конец июля едва ли половина осталась. В новом мире эпидемия постаралась, а за его пределами — военные как с цепи сорвались.

Взгляд Глеба задержался на дыре, прожженной в шляпке гриба, а потом опустился вниз. У самого ствола гриба зарылся носом в землю снаряд. Его вытянутый корпус с тройным хвостовиком, сейчас помятым и оплавленным, Глеб узнал бы моментально в любом ракурсе и любом состоянии. Сколько он таких собрал, пока работал на конвейере — вспомнить страшно. Модель называлась вполне мирно — "Заколка", но весила эта "бижутерия" почти восемь килограмм.

— Ну, как я и говорил, — проворчал Глеб. — Вояки чёртовы.

Рядом с ограждением из биомассы отчетливо выступал темный бугор. Это было одно из внешних сердец колонии. Оно едва заметно пульсировало. Глеб стянул перчатку и протянул руку к сердцу. Ближайшие примитивы разом повернулись к ней и ощетинились крохотными иголочками. Герман резко фыркнул. В нормальном состоянии колония была способна моментально сконцентрировать на нарушителе всю свою ментальную мощь — без защиты это потерянная рука сразу — но, как и ожидал Глеб, нормой тут и не пахло.

Даже когда ладонь деликатно коснулась самого сердца, ничего не изменилось. Только примитивы вокруг сжались, но по-прежнему храбро целились в нее своими иглами. Глеб аккуратно провел по ним подушечками пальцев. Пару раз он ощутил слабое, как будто электрическое покалывание, да и оно тотчас исчезло.

— М-да! Ладно, спокойно, малыши, сейчас разберемся, — пообещал биотехник, натягивая перчатку обратно.

Внутри ограждения примитивы сидели настолько плотно, что под ними подложки не было видно. Глеб еле нашел куда можно ногу поставить рядом со снарядом. Стоило биотехнику оказаться внутри марева, как перед глазами поплыли синие разводы. Виски сдавило. По руке пробежали электрические разряды, по каждому нерву отдельно. Не больно, но очень неприятно. Глеб поправил перчатку, но лучше не стало.

— Снаряд, похоже, наш, — предупредил Герман. — Будем разрушать поле?

— Будем, — уверенно ответил Глеб. — А потом я еще жалобу накатаю.