– Ты че, решил…

– Понял? – перебил Ахмет. – Машинку держи.

Серб, недоуменно матерясь, потащил стволы с торжка.

Немец сидел на бордюре, привязав пацана к стойке горелого волговского кузова, и внимательно пас окрестности.

– Бля, он совсем ебнулся…

– Че там за дела?

– Прикинь, Лех, наткнулись на псину, здоровую, как теленок, еле среагировали. Та раз, тоже тормознула, знает ствол, встала, такая, рычит. Этот мне: не стреляй, типа. Потом говорит, на, мол, машинку, иди жди. Сам остался, сел на землю и в гляделки играл с этой тварью, когда я уходил.

– Н-да. Он у вас че, с припиздом?

– Не, не то что с припиздом, а как тебе сказать… Чует он иногда заранее всякую херню. Интуиция, во! – вспомнил умное слово Серега. – Иной раз вещь полезная, ниче не скажешь.

– И че, сбывается?

– Да хрен разберешься. Вот прикинь, иногда раз, скажет: пацаны, нависает над нами такой-то и такой-то косяк. Надо сделать то-то и то-то. Ну, сделаем – ясен пень, косяк после того, как че-то сделано – ну, чтоб он не был, – не случается. Это вот как считать – сбылось или нет?

– Да хер знает. Вроде и так, и эдак.

– Вот и я говорю… – Серый достал загодя набитую носогрейку[139]. – Дай-ка прикурить. А этого ты куда дел?

– Да вон, за железо прицепил. Сучонок, всю душу вымотал, пока вел. Прикинь – только расслабишься, он заметит – и раз! как дернет! Маленький, а дергает – ого, ты понял, нет!

– На кой хер он сдался… Ты понимаешь че-нибудь?

– Не. Че-то дурь какая-то. С утра мусор, вечером – этот вождь краснокожих… Такое ощущение, что ваш дури перекурил. Он же курит у вас?

– Да курит, кто не курит-то сейчас. Но шибко уж убитым я его не видел.

– Хотя наш-то тоже, в курсе этой мути. А наш не курит.

– Да че, Лех, башку трудить, надо оно? Они типа начальство, пусть у них голова и болит. Пошли б эти все петербурские тайны к едрене фене. О, смотри! Идет.

– Это че он машет?