– Войти можно? Это я, Дима. Мне товар взять! – Это один из арендаторов, Дима. На базаре торгует, товар хранит у Ахмета во втором подъезде. Арендаторы – основа его благосостояния, поэтому с ними построже надо. Для них Ахмет генерирует имидж тупого, жадного и свирепого деревенского парня – очень удобно вести дела. Они, кстати, считают его не местным, а попавшим в Тридцатку уже после Того, Как Началось, этаким ушлым башкиром из окрестных деревень.

– Э, Дима, ты пришел? Здравствуй, проходи, делай свой дела. Ты этот месац аренда когда отдавать сабраеш-са? Не как тот месац? – Интеллигента Диму здорово взъебывают такие шуточки тупого татарина.

– Ахмет, я же всегда вовремя, ты же меня знаешь. Ну, один день задержал, тогда из Вениково даже ты сам бы не прошел.

Смотри-ка, сучонок льстить пытается, – мысленно ухмыльнулся Ахмет.

– Задержал! А если бы я дагаврылся за твои пятерки на тот день! Смотри, этат месац плати вовремя! А то следущий раз придешь, я клемма не сброшу! Шутка, Дима, не бойся! Ахмет свой базар атвечает! – и очень похоже воспроизвел утробный гогот довольного своим остроумием азиата, немного напугавшего глупого урыса. Дима уже прошел над минами, и клемма вернулась на место.

– Кричи, как закончишь. Ты берешь, кладешь?

– Да я только возьму.

– Смотри, класть будешь – мне все покажи. Чтоб никакой там тол-шмол, понял, да?

– Конечно, Ахмет, не беспокойся.

Дима скрылся во втором. Там у Ахмета четыре квартиры под сдачу подготовлены, пятерка в день за комнату, замок свой приноси. От базара далековато, зато скромная цена – и репутация сидящего с Самого Начала. Дом ни разу не брали, поэтому торговцы охотно хранят здесь свое барахло. Ничего, хорошее дело, когда все комнаты сданы, – почти полрожка пятерок в день. Жить можно, хозяин даже по псам да крысам себе стрелять позволяет. Вернулся на кухню, чай остыл уже, баба посуду моет. Сел к печке, хорошо так. До чего огонь сразу успокаивает, смотришь на него – в голове сразу пусто и хорошо… Только набил трубку – опять Дима орет:

– Ахмет, отключай! Пошел я!

Ладно, пошел так пошел. Собирался его еще нагрузить слегка на дорожку – а вот с огнем посидел, уже как-то и неохота. Скинул клемму, открыл кормушку:

– Иди, отключено.

– Погодь, Ахмет.

Дима поставил свою китайскую полосатку[12], и пошел к хозяйскому подъезду. …Ээ, брат, так низя. Ахмет навел волыну ему в лоб и щелкнул переводчиком.

– А ну стой там. Че, попутал, что ли, башку отстрелить?

– Забыл тебе сразу сказать. Тут один хочет снять у тебя, я ему насоветовал. Торгует давно, наш, местный, сам с профилактория.

– Он знает, что ложить нельзя и цена какой?

– Конечно, Ахмет, я ему все прожевал про твои порядки.

– Ну пусть заходит. Маладец, Дима, не забываешь меня. Я тебя тоже – ты завтра базар собрался, да?