— Священная корова Моррис! — воскликнул отец Сьюзен, Гарри, грузный и добродушный молодой человек, работавший мясником. — Если он побил ее, значит, побил. Будь я проклят, если позволю сказать, что это тоже было отлично. Ну да, из-за объявления во всеуслышание я должен думать, что все остальные дети — как это называется? — избавились от чертовой враждебности, подобно ему? Мою девочку сожрали бы всю целиком.

— Гарри, пожалуйста, не ругайтесь за праздничным столом, — попросила миссис Моргенштерн, улыбаясь судье и его жене.

— Все нормально, не о чем беспокоиться, — сказал судья, вытянув шею и наблюдая с некоторым беспокойством за драчливым Невилем, находящимся в соседней комнате.

— Невиль крайне агрессивен, — проговорил его отец Моррис. — Это нормальное поведение единственного ребенка, в особенности раскованного.

— Это совсем не так! — гневно вскричала мать Невиля. Она присела, пытаясь успокоить сына и приводя в порядок его одежду. — Это все из-за древнееврейской традиции, примитивного таинства, которому его подвергли. Это подействовало ему на нервы. Его воспитывали рационально, и он находится в таком возрасте, когда все это его ранит!

Моррис Саперстин, нащупывая что-то в чемодане, лежащем на его коленях, посмотрел на мистера и миссис Моргенштерн.

— Ну, хорошо, Милли, среди нас есть люди, которые думают несколько иначе.

— О, все в порядке. Рано или поздно его нужно было познакомить со всеми этими обычаями, как я думаю, но мы могли бы подождать с этим пару лет, вот и все.

Тем временем семья благодаря этим волнениям оживилась. За столом пошли обычные разговоры, а мрачное уныние отступило. Гарри Моргенштерн, крепкий на вид отец Сьюзен, украдкой выпил пару рюмок палестинского сливового бренди, чтобы успокоиться. Его лицо сразу же стало пунцовым, и он принялся стучать кулаками по столу.

— Что это, черт возьми, праздник или похороны? Ну же, больше жизни! А то судья подумает, что он находится в доме престарелых! — И он громко запел песню, которую поддержало большинство членов семьи.

Судья Эйрманн помахал ему и рассмеялся.

— Обо мне не беспокойтесь. Уверяю вас, я получаю удовольствие.

— Это еще что, ваша честь! — прокричал Гарри. — Мы разогрелись и сейчас покажем вам, что значит праздник! Давайте, Дора, давайте, Леон, запевайте!

Мистер Моргенштерн сказал:

— Поднять дух — вот что нам нужно, Гарри. Вы так похожи на дядюшку. — Он бил по стакану вилкой в такт мелодии, и вскоре и сам присоединился к поющим. Пели все. Мистер Моргенштерн запел еврейские псалмы с еще большим воодушевлением, вызывая ответную реакцию семьи.

Ноэль повернулся к Марджори, глаза его блестели:

— Кажется, я начинаю постигать идею.

— О, это еще что! — улыбнулась Марджори. Ее настроение улучшилось. — Это только тень того, чем оно должно быть. Нам не хватает Самсона-Аарона.

— Я могу себе представить, — сказал Ноэль. — Я действительно понемногу начинаю понимать его и вас тоже.

Праздник продолжал набирать силу и становился все более веселым. В действиях мясника Гарри начали проявляться задатки лидера: он кричал и стучал так же энергично, как дядя, только не с таким юмором. Марджори чувствовала, как знакомое ощущение тепла разливается по телу. Сладкий вкус виноградного вина будил в ней детские воспоминания. Ее меньше всего заботило, что Ноэль и его родители подумают о ней, поэтому она решительно включилась в песнопение. Она заметила, что Ноэль и его отец принялись петь псалмы на английском языке, наблюдая, одновременно ли с другими переворачивают страницы. Улучив момент, Ноэль посмотрел на нее и спросил: