— Не хотите блинчиков, тогда попробуете моего фирменного торта с безе и малиной.

— Оооо, — еще горше застонали телевизионщики, — мы вчера поели шашлыков и выпили кизиловки, а потом нас накормили хашламой. И снова поили кизиловкой. Насильно.

— А когда закончились все положенные по случаю тосты, стали пить за здравие каждой ветки раскинувшейся напротив яблони. Ни одну ветку не пропустили, — заплакал молоденький оператор.

И тут с работы вернулся папа. И сказал: «Здравствуйте, а что это за провода у нас в коридоре валяются?»

— Юра, — затрепетала мама, — это телевизионщики, они будут снимать сюжет о нашей семье.

— Телевизионщики — это хорошо, — хмыкнул папа и достал из холодильника большую бутыль тутовой водки. — Надя, накрывай на стол.

— О нет, — простонали гости из Еревана.

— Поздно, — откупорил папа бутылку, — сейчас покушаем, заодно обсудим, с чего это вы взяли, что я буду сниматься в вашем фильме.

Вот так мы и не попали в телевизор. Да и фильм о городке Берд не появился на экранах. Только в новостях показали маленький сюжет, где Арменак Николаич, шевеля густыми бровями и глядя куда-то мимо камеры, важно говорил:

— Приезжайте к нам, у нас очень гостеприимные и хлебосольные люди. И я гарантирую, что вы навсегда запомните наш благодатный край.

Судя по тому, что с телевидения никто больше не приезжал, поездку в наш благодатный край телевизионщики таки запомнили навсегда.

ГЛАВА 4

Манюня — композитор, или Сказ о том, как Мария Михайловна с Наринэ Юрьевной поцапаться изволили

Ноябрь в том году выдался солнечным и очень теплым. Двадцать градусов, даже по меркам южной осени — это много. Природа еще буйствовала разноцветьем листвы, а небеса уже по-зимнему унеслись ввысь и казались пронзительно звонкими. Огромные звезды, которые летом переливались прямо над головой, хочешь — протяни руку и зачерпни горсть, застыли в далекой небесной дали. Солнце превратилось в большой багрово-красный шар. На закате, словно в нерешительности, оно ненадолго зависало над синими холмами полотном Сарьяна, а потом стремительно уходило за горизонт.

Сутки напролет над городом пролетали стаи птиц. Они кричали дивными голосами, прощаясь с северной стороной.

Не за горами были холода.

Папа всегда был очень теплолюбивым созданием и отчаянно ненавидел зиму. Если 22 июня люди радовались самому длинному дню в году, то он ходил мрачнее тучи и бурчал:

— День пошел на убыль, скоро холода.

С наступлением осени он ежедневно оповещал наше семейство, на сколько минут сократился световой день.

— Солнце взошло в шесть часов пятнадцать минут, а зайдет в двадцать сорок семь, — замогильным голосом говорил он. — Минус семь минут!