Устроившись инспектором электроснабжения при Управлении городскими службами Гебитскомиссариата, Степан Силович свободно перемещался по городу, даже имел право явиться с проверкой электропроводки практически в любую городскую контору. Именно так он инспектировал артель сапожников на Интернациональной улице, где трудился сапожником Андрей Павлович Караванченко, возглавлявший подполье. Прибер наведывался в типографию, где доверенные люди из группы Шимановского изготавливали дополнительные бланки оккупационных удостоверений.

Степан по характеру был весёлым и рисковым человеком и так вошёл в роль фольксдойче, что смело носил в чемоданчике с электроприборами пистолет.

На упреки Андрея Павловича в излишней беспечности, отшучивался тем, что фашисты как волки чувствуют страх человеческий и не трогают уверенных в себе. Черная кубанка на волнистой челке Степана тоже была предметом постоянного "ворчания" Караванченко:

— Ну, какой ты немец! Где ты видел таких немцев?

— Она — мой талисман, — отшучивался Степан, — а вот человек, слишком старательно изображающий бюргера, скорее вызовет подозрения. Ну что мне монокль вставить в глаз? А? — хохотал Прибер.

— Хватит твоего "буржуйского" саквояжа, — вздохнул Андрей.

Саквояж, хоть и имел потрепанный вид, но сделан был на совесть ещё в те времена, когда существовали адвокаты и клерки. Снабдила своего квартиранта таким раритетом жена инженера Шлепужникова. Караванченко, искусно владевший сапожным ремеслом, оборудовал саквояж потайными карманами и двойной подкладкой с жёстким днищем, под которым Степан выносил из типографии бланки удостоверений, прокламации с новостями Совинформбюро, детали для радиоприёмника, а то и динамит. Именно из этого саквояжа динамит попал в подкоп трубы на нефтебазе.

Степан любил риск, но был удачлив и осторожен. Чётко просчитывал опасность. Даже оказавшись под арестом, смог отвести от себя подозрения, убедительно сыграл роль фольксдойче — оскорбленного в лучших чувствах патриота Германии.

Постоянно он работал в штате городской электростанции. Наверное, безмятежная уверенность Степана действительно срабатывала. Он настолько свободно держал себя с фашистами и полицаями, что те подсознательно соглашались: вот действительно представитель высшей расы, с чувством собственного достоинства, присущего арийцу.

Поддерживая свою репутацию немца, Прибер дотошно вникал во все тонкости электроснабжения проверяемого помещения, с чисто немецкой скрупулёзностью выискивал малейшие нарушения:

— Я не допущу здесь разгильдяйства, как привыкли при большевиках! — нагонял он страху на артельщиков и лавочников.

— Ну, ты не очень-то разоряйся, — посмеивался наедине Караванченко, — совсем запугал наших сапожников.

— Бей своих, чтоб чужие боялись, — как всегда прибаутками отделывался Степан.

Свободно перемещаясь по городу, Прибер был единственным связным между сапожной артелью Андрея и Петром Кравченко. Сам Пётр очень редко выходил в город, кривые переулки Павлоградских Хуторов на окраине редко посещались патрулями. Замысловатое переплетение проулков между домами и тупиков запутывало, позволяло ловко уйти от слежки. По сути, Пётр Онуфриевич был мозговым центром и основным стратегом подполья.

Именно Прибера решили послать в DULAG 111 под видом инспекции электропроводки. Желание фольксдойче познакомиться поближе с соотечественником врачом в процессе осмотра помещений, не должно было вызвать подозрений. Кроме того, полномочия Прибера позволяли заглянуть во все здания лагеря.