- Недовольные отправятся следом за тобой. Я же все понимаю.
Бренн не выдержал. Рванулся, натягивая путы. И видимые, и незримые.
В тот же миг тело пронзило болью, настолько яркой и жестокой, что он обреченно застонал, закусив губу до крови.
Тайарана эта сцена повеселила. Он улыбнулся и больше не казался опечаленным из-за гибели единственной сестры.
- Зря дергаешься. Снять это колдовство тебе не по силам, Бренн Оберон! А ведь я предлагал тебе стать моим четвертым советником. Был бы сейчас в довольстве, наравне с моими колдунами.
Эти слова еще сильнее разозлили альфу.
- Подчиняться безумцу? – прорычал он. – Нет. Смерть предпочтительнее.
- Да, да! Ты прав. Я и сам теперь вижу, насколько был недалек в своем решении. Ты бы только все испортил. Жаль, что у нас не получилось прийти к единому мнению, Оберон. И мне жаль, что придется уничтожить твой клан, ведь, как я подозреваю, мало кто захочет перейти ко мне. Ты хорошо воспитал свою стаю. И именно это их и погубит.
Король распрямил спину и больше не нависал над своим пленником подобно скале.
Внутри у альфы Северной стаи бушевала буря. Как он хотел бы сорвать путы и вцепиться в горло Тайрана! Как бы хотел получить право вызвать его и убить.
Прежде мужчина не испытывал подобной жажды крови. Он считал себя сторонником мира и жизни. Но не теперь.
Вспоминая Анну, думая о своей жене и клане, Бренн сходил с ума от безысходности. Жаль, что он не послушал мудрого друга, о судьбе которого ему никто не сказал ни слова.
И его отряд… Что с ними стало?
Бренн подозревал худшее и был почти недалек от истины.
- Скоро суд. Приготовься получить смертный приговор, Оберон, - произнес король и шагнул было к выходу, когда Бренн не выдержав, спросил:
- Ты приходил только для того, чтобы сказать мне все это? В чем смысл? – он и правда не понимал.
Тайран плавно развернулся и с жесткой улыбкой ответил:
- Просто мне доставило удовольствие увидеть страх в глазах бесстрашного лорда Оберона. Ты даже не представляешь, насколько это сладко для моих глаз. – И отвернувшись, окруженный стражей, покинул комнату, которую тотчас окутал мрак. И только где-то там, высоко, под самым потолком, луч солнца сказал альфе, что пришел рассвет и что время его жизни, возможно, пошло на убыль.
Все чувствовали, что надо спешить. Даже лошади и те бежали быстрее, выдавая свое волнение, которое переняли от всадников.
Никто больше не смеялся. Никто вообще почти не разговаривал, а я старалась не обращать внимания на свое бедное тело, которое ломило уже спустя первый час пути. Только жене альфы не пристало жаловаться. Да, в экипаже было бы удобнее, но что он задержал бы отряд, а время нам было дорого. Слишком дорого.