– Да? – донесся сверху тоненький голосок. – Я Валенсия.
Я поднялась к нему и увидела, что он затеял какую-то выдуманную на ходу игру.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала я, усаживаясь рядом с ним на пол. – Скоро я стану все время жить у моей мамы.
Рид не слушал: он повернулся ко мне, но смотрел в другую сторону.
Мама предложила мне превратить тот серьезный разговор в сказку.
– Жили-были принц и лягушонок, – начала я. – Я не знала, почему сделала себя лягушонком. – Принц любил лягушонка, а лягушонок любил принца больше, чем любого другого принца. Они были лучшими друзьями. Но однажды лягушонку пришлось вернуться в свое королевство.
Рид завороженно прислушался.
– Почему ему надо было уйти? – спросил Рид.
– Там были другие лягушки. Страна лягушек. И он очень давно там не бывал. Но, понимаешь, лягушонок любил принца. Он уходил не потому, что разлюбил, просто у него были свои причины.
Сказка получилась корявой, бессюжетной, но Рид, казалось, не возражал и требовал продолжения.
– Но ему надо было уйти?
– Да, – ответила я. – Потому что ему нужно было домой, к другим лягушкам.
В тот же год, позднее, когда я уже переехала к маме, родилась моя сестра Эрин. У нее были большие и глубокие глаза, темные волосы, линия которых под острым углом изгибалась на лбу. Если она не спала, когда я заходила в гости, я брала ее на руки и гладила ее лоб – от бровей к волосам. Стоило один раз провести пальцами, как она чудесным образом засыпала. Несколько месяцев до ее рождения отец провел в поездках по Европе по делам своей компании
Из Гарварда прислали форму, ее нужно было заполнить, чтобы университет мог распределить новых студентов по комнатам. Я хотела произвести впечатление общительной и легкой девчонки, чтобы меня поселили с такими же людьми. Краткую автобиографию я заключила словами: «А иногда я беру гитару и играю какую-нибудь песню». Эта фраза совсем не отражала моей скованной натуры. Когда-то я знала пару песен, но давно их забыла, и даже если я все еще могла исполнить их, то умерла бы от смущения при одной мысли, что это пришлось бы делать в присутствии других людей.
В то лето перед отъездом в Гарвард, когда я жила у мамы, отец отвез меня в Сан-Франциско, чтобы купить теплое пальто. Это была его идея, и, возможно, если бы я знала, что он сам это предложит, я не стала бы тайком собирать коллекцию одежды. Мы зашли в магазин
Пальто висели у дальней стены, рядом с балконом и кафе. Они были не для Калифорнии, а для другой жизни.
– Как тебе это? – спросил отец.
Черное, шерстяное, с воротником и двумя рядами пуговиц, бежавших от ворота до самого низа. Оно было расклешенным, как платье. Нам потом пришлось укоротить и подол, и рукава тоже.
– Оно неплохое, – сказал отец. – Очень даже ничего.
Я согласилась, хотя и задумалась: не слишком ли оно оригинальное? И во что будут одеты другие, когда я туда приеду? То пальто походило на костюм французского мима. Отец купил его.