Так прямо и говорит:
– Знать ничего не хочу! Пусть кризис будет у
Конечно, лучше не знать.
Во многом знании много печали; кто умножает знание, тот умножает и скорбь.
Правда, это Экклезиаст.
А Аля, в отличие от Экклезиаста, скорбеть не хочет. Ее в настоящий момент волнует только цена на бензин. Она искренне не понимает: ну как же так? Цены на нефть во всем мире снизились раза в три, в Америке, твой Ерофей говорил, бензин резко подешевел, а у нас он как был, так и есть. Сколько я летом платила, столько же выкладываю и сейчас. Ну, скажи, скажи – почему?
– А кому это нужно? – задаю я встречный вопрос.
Аля даже подскакивает:
– Как это – кому?.. Мне это нужно, всем!..
Ах, Аля, Аля! Забыла, в какой стране ты живешь. Что значит «всем»?
Всем – это никому.
И потом с чего ты решила, что у нас есть страна?
Лично мне уже давно кажется, что никакой страны у нас нет.
Есть территория, на которой мы временно проживаем. И принадлежит она вовсе не нам, а тем, кто превратил ее в высокодоходную корпорацию.
Мы в этой корпорации – миноритарии.
Наше дело – помалкивать и правильно голосовать.
А за это нам говорят, что мы – русские, то есть самый духовный и самый героический народ на земле.
Символические блага обмениваются на материальные.
Хочешь быть самым духовным – вот, плати и не возражай.
Аля и сама понимает, что сморозила глупость. Она немного краснеет, глаза у нее начинают блестеть. Тем не менее ошибку она признавать не желает и в притворном гневе даже притоптывает ногой: