От одной мысли про еду доктора Мартинез затошнило.
— Я сказала, что не подпишу. Я верю в дело КППБ. Мы губим планету. Кто-то должен это остановить.
Подчиненная мистера Чу старательно сдерживает раздражение и гнев. Она молча кивает стоящему у двери охраннику-робиоту. Он плавно и бесшумно подкатывает к Валенсии, протягивает к ней руку, из которой вырастает длинная тонкая стальная спица. Дотрагивается ею до доктора Мартинез и пускает электрический разряд.
Валенсия подпрыгивает от боли, но сдерживает крик. Спица оставляет у нее на руке маленький красный след. Рядом с другими маленькими красными точками-следами. «Руки у меня выглядят так, будто у меня корь», — истерически думает она. Но тут же старается взять себя в руки: думай о чем-нибудь другом. Представь себя в каком-нибудь другом месте.
Она смотрит мимо подчиненной мистера Чу сквозь круглое толстое стекло крошечного иллюминатора. Тесная душная комната бледнеет и постепенно расплывается. Вода снаружи темная. Свет сюда с поверхности не доходит, и единственный его источник — мощные лучи прожектора этой подводной станции. Если бы они выстрелили ею, как выстрелили недавно помощником помощника, все было бы много проще. Там, снаружи, было бы тихо, прохладно и спокойно. И все бы кончилось, едва только она бы там оказалась. Она бы больше ничего не боялась. И больше никакой боли они причинить ей не могли бы. И можно было бы спать.
Нечто огромное и темное движется мимо в луче станционного прожектора. Валенсия заморгала, поняв, что это не кит. Но что? Это живое существо — не машина, не робот. Но ничего похожего Валенсия в жизни еще не видывала. Это какое-то недоразумение. Страшная ошибка.
Внезапно все встало на свои места. Все обрело смысл. Она поняла, зачем они ее похитили, почему держат ее здесь и почему им непременно требуется, чтобы КППБ прекратила свои протесты.
— Если вам безразлична ваша собственная жизнь, может, вам захочется спасти вашу старшую дочь?
— Что? — Валенсия встречается глазами со своей тюремщицей.
— Максимум Райд взята нами под стражу. — В голосе подчиненной мистера Чу звучат победоносные ноты. Подпишите вот здесь, и мы ее отпустим.
Сухой сдавленный смешок сорвался с растрескавшихся губ доктора Мартинез, и она на мгновение забыла и о боли, и о слабости.
— Если Макс взята вами под стражу, я вам не завидую.
Она снова засмеялась, но посланный робиотом новый удар тока оказался много сильнее. В глазах у нее помутилось, и она потеряла сознание.
63
Я не биолог и не зоолог и морскую фауну не изучаю. Поэтому осьминог на меня накинулся или кальмар, я понятия не имею. Все, что я могу про него сказать, это что размером он был больше меня, скользкий, склизкий, и ухватить его было совершенно невозможно. И еще, что у него был миллион длиннющих щупальцев с миллиардом присосок. И еще помню, что он обвил их вокруг меня с такой силой, что мне не то что пошевелиться — вздохнуть невозможно.
Помнится, чтобы съесть добычу, кальмары и осьминоги присасываются к двум половинам ракушки, раскрывают ее и щупальцами отправляют содержимое в клювообразный рот.
Этот осьминог, или кто он там, явно принял меня за ракушку и пытается расколоть надвое.
В панике судорожно засасываю воздух из дыхательного аппарата, извиваюсь всем телом, безуспешно стараясь вырваться.
Напомню: силу в воде не собрать — это раз. Два — в воде не подпрыгнешь, чтобы дать здорового пинка ногой. И всем телом на врага не навалишься — это три. В воде можно только извиваться и молотить, по мере сил и возможностей, руками и ногами, пытаясь оттолкнуть-отпихнуть склизкие, липучие, тянущиеся к тебе щупальца.
Можно еще постараться дотянуться до охотничьего ножа, который предусмотрительно прихвачен со станции и крепко-накрепко прикручен на бедре. Но до моего ножа мне не дотянуться. Такая уж мне сегодня непруха.