– Они, они! – еле выговорил трясущимися губами Феофилакт. Он подполз на коленях к Сухову и ухватился за полу его пропылённого скарамангия. – Они всё задумали, они всё затеяли!

– Толком говори! – рявкнул магистр. Он был страшен.

Феофилакт угодливо закивал.

– В тот самый день, – быстро заговорил он, перебирая складку Олегова скарамангия, – с утра ещё, у меня побывали логофет дрома Василий Катакил и протомагистр Мануил Атталиат. Они всё, они! То один говорил, а другой поддакивал, то наоборот. Запутали они меня, околдовали будто! Да почему – будто? Как есть околдовали! Внушили мне мысли зловредные, а я грешен, искушения перебороть не смог – гордыня взыграла, восхотелось мне, как патриарху Николаю, дела творить тайные да патриарху Фотию уподобиться!

Олег присел на корточки и заглянул в насмерть перепуганные глаза патриарха – зрачки во всю радужку.

– И больше никто об этом при тебе речи не заводил? – раздельно проговорил он.

Феофилакт затряс головой:

– Никто! Они только! Они всё! Бог свидетель, не вру!

– Ладно… – протянул Сухов. – Что ж, если так, попробую даже помочь тебе остаться святейшим…

– Да, да! – возликовал патриарх. – Богу буду за тебя молиться, сиятельный!

– Одно условие, святейший, – никому ни слова о нашем разговоре. Понял? Иначе, если всё дойдёт до ушей божественного, он тебя не пожалует.

– О-о! Конечно, конечно! Я буду молчать аки рыба! И наложу на себя епитимью… Сейчас же!

– Хоть две, – буркнул Олег, поворачиваясь и удаляясь в коридор.

Выйдя во дворик, он сделал глубокий вдох-выдох, вытравливая из лёгких духоту патриарших покоев.

– Катакил и Атталиат… – задумчиво проговорил Пончик. – Угу…

– Катакил или Атталиат, – поправил его Котян.

– Логофетом дрома займёмся после, – решил Сухов. – К Атталиату!