– Сальватор! – рявкнул он. – Очнись!
Встряска подействовала. Зрачки во всю радужку, исполненные безумия, заблестели узнаванием.
– Оле-легариус, – залепетал Сальватор. – День суда!.. Се грядет! Звезды градом сыплются на землю, се разверзает она бездны свои, и мёртвые восстают, а Господь грядет средь звуков трубных и сонмов ангельских, средь громов и молний!
– Да опомнись ты, изувер хренов! Партитуру для труб Страшного суда еще не сочинили, успокойся! Я это все устроил! Я!
– Искупитель… – заскулил Сальватор. – Смилуйся!
Олег толкнул аббата на мраморную скамью и дал глотнуть крепкого вина из фляжки.
– Пей! Очень, говорят, способствует… Сальватор поперхнулся, закашлялся, но, отдышавшись, вернул себя.
– Это ты?! – прокаркал он.
– Я, я… А ты бы поменьше Апокалипсисы читал, а то так чокнешься скоро!
Аббат засверкал глазками.
– Камера апостолика где? – ласково спросил Олег. Глазки Сальватора забегали.
– Там почти что и нет ничего, – заюлил он. – Так, мелочь одна…
– Веди, – приказал Сухов, – а не то падёшь смертью храбрых!
…Утром, когда алое солнце поднялось над горами, наливаясь слепящей белизной, варяги покинули Палатин. Воины Вуефаста Дороги и булгары Курта Дулата вернулись из Леонина, что в заречье, за Тибром.
А в разгар утра явились послы от Альбериха – перепуганные бургунды во главе с маркизом Пандульфом предложили варягам выкуп, лишь бы те убрались поскорее.
– Как мыслишь, князь? – спросил Олег Инегельда.
– Да мы уже взяли маленько… – ответил Клык добродушно. – Но выкуп лишним не бывает! Пущай тащут.
Альберих не заставил себя ждать. Вскоре по Тибру спустилась маленькая галера, на ней доставили тугие мешочки с серебром. Договор дороже денег – варяги не стали задерживаться. Один за другим русы, аланы, ясы, булгары, савиры поднимались по трапу, и каждый тащил по увесистому мешку, а то и по два. Малютка Свен даже где-то бронзовую Венеру спёр – маленькую, по пояс, но тяжеленную. Котян вернулся с целой поленницей тубусов, в которых хранились скрученные папирусы. Фудри Московский тоже пустой пришёл, но зело довольный и со следами крепких поцелуев на мощной шее.
Около полудня лодьи отчалили от Эмпория. Все жители попрятались, и только римлянки пришли проводить завоевателей их сердец – они стояли и махали веточками жасмина и молодого лавра.
Олег смотрел на них со снисхождением, как человек семейный. Он сидел на корме «Финиста» и обнимал Елену. А потом Акила подмигнул Сухову и завёл такую песню, что Мелиссина покраснела и спрятала лицо на плече у мужа.