Ирина была в легких голубых бриджах, в белоснежном топике и такой же белоснежной кепке в морском стиле. На ногах голубые кроссовки. Во время прогулки она была весела, движения легки и упруги. Ну тебе вице-адмирал Нельсон при Трафальгаре. Андрей зачем-то вспомнил его имя: Горацио. Вот почему девушка «монтировалась» с Нельсоном: Грация — Горацио!

Поплавали лишь с полчаса — у Андрея разболелась голова.

— Андрей Петрович, что с вами? Вы меня не слышите? — Она смотрела растерянно и обиженно.

— Нет, Ирина, что вы! Ландшафты изумительны! Я, видимо, немного устал с дороги.

— Давайте вернемся, и вы отдохнете часок перед обедом.

— Можно я подремлю в библиотеке? — Ему не хотелось признаться, что лечь на кровать, где, возможно умирал Г.Н., ему было трудно. — Посмотрю книги.

— Ах, вот что! Вы думаете… Дядя действительно жил в вашей комнате. Но чаще в кабинете, и спал, и умер там, на диване. — Она была поразительно догадлива! — А в библиотеку мы пойдем с вами чаевничать после обеда. Вместе, — она засмеялась. — Пока! — Упорхнула.

Он зашел к себе, поставил будильник на сотовом, лег в кровать и мгновенно заснул.

К обеду Ирина снова переоделась. Это умение женщин в каждом наряде выглядеть совсем по-другому! Зеленое платье с желтыми вставками. Волосы собраны гладким зачесом назад и скреплены зеленым шелковым бантом. Андрей тоже кое-что предпринял — побрился и надел свежую сорочку.

Обедали в столовой. Круглый стол, «венские» стулья. Помещение не вместило бы и десяти человек. В прежней, не перестроенной усадьбе, столовые располагались в самой большой комнате.

Посуда — фарфор и мельхиор, — видимо, из 30-х годов XX века. С блестящей поверхности супницы спортсменки-комсомолки смотрели блестящими глазами и улыбались ярко-красными губами. Призывали, конечно, к здоровому образу жизни и, в частности, к умеренности в еде.

Обед был очень простой, но вкусный и сытный. За обедом в основном молчали. Мария Родиславовна обронила лишь несколько фраз, что в усадьбе четыре человека: она с внучкой, Анна Никитична и Дмитрий Платонович. Последние занимаются всеми хозяйственными делами по дому и саду. Живут они во флигеле. Андрей поблагодарил за обед, сказал, что ему нравится в доме, хочется посмотреть и сад, и окрестности.

Ириша открыла бабушке, что гость написал повесть об апостоле Павле, та ответила спокойно: «Геша знал, кому доверить наше дело». В заключение она сказала, что чаевничает после обеда обычно у себя, а Иришка в библиотеке.

В библиотеке был уже готов чайный стол: самовар, красивые чашки, тарелки с домашним печеньем и вазочки с вареньем.

— Это все Анна Никитична. Мы с вами как-нибудь заглянем к ним во флигель. Там чудесно!

Внимание Андрея привлекла обстановка. По всей ширине одной из стен, от пола до потолка, располагался дубовый книжный шкаф. Такие шкафы называли «шведскими». У двух больших венецианских окон с тяжелыми вишневого цвета портьерами стол, покрытый зеленым сукном. На столе лампа: два амура поддерживают зеленый стеклянный абажур. Четыре полукресла, тоже дубовые, обитые черной кожей, у одной из стен — солидный диван, тоже, видимо, сочетание дуба и черной кожи, прибитой желтыми гвоздиками. Андрей живо представил себе кабинеты советских академиков по фильмам середины XX века. Эти диваны с высокой прямой деревянной спинкой и орнаментом поверху…

— Что, понравился диван? Такой же точно в кабинете внизу. — Ирина прервала его раздумья.

— Я подумал, что на… — он осекся.

Он представил себе, как лежал на таком диване профессор в свои последние дни.

— Я подумал, что крупные ученые, писатели, художники и музыканты, хотя и оставляют после себя свои творения, оставляют умирать на черной коже кусочки истины.