Сам того не желая, Маршал был заинтригован: «И?..»

«Погодите, дайте мне закончить. Эта компания, «Rucksen», занимает второе место в мире по производству велосипедных шлемов, имея четырнадцать процентов рынка. В прошлом году продажи были высокие – двадцать три миллиона, – но я уверен, что за два года я смогу увеличить эту сумму в четыре раза. И вот почему. Самая большая доля рынка – двадцать шесть процентов – принадлежит финской компании «Solvag», и так получилось, что моему консорциуму принадлежит контрольный пакет акций «Solvag»! А мне принадлежит контрольный пакет акций консорциума. Основной продукт, производимый «Solvag», – мотоциклетные шлемы, и это производство приносит значительно больше прибыли, чем производство велосипедных шлемов в той же компании. Я планирую модернизировать «Solvag», объединив ее с австрийской компанией по производству мотоциклетных шлемов, которую я сейчас выкупаю. Когда это произойдет, я прекращу производство велосипедных шлемов «Solvag» и завод перейдет исключительно на производство мотоциклетных шлемов. К тому времени я увеличу производительную мощность «Rucksen» и позиционирую ее таким образом, что она займет как раз ту нишу, которая принадлежала «Solvag». Видите, Маршал, как красиво все получается?»

Маршал кивнул. Он действительно видел это. Красота для посвященных. Он также видел всю тщетность своих попыток просчитать временные закономерности фондового рынка или выкупить акции, обладая жалкими обрывками информации, доступными людям сторонним.

«Вот что я вам предлагаю. – Питер бросил взгляд на часы. – Еще несколько минут. Дослушайте меня». Но Маршал уже забыл о пятиминутном лимите.

«Я выкупил контрольный пакет акций «Rucksen», теперь мне нужно внести всего десять миллионов долларов наличными. Я рассчитываю публично презентовать «Rucksen» где-то через двадцать два месяца, и у меня есть все основания ожидать, как минимум, пятьсот процентов прибыли. Когда «Solvag» освободит эту нишу, у нее не останется сильных конкурентов. Разумеется, никто, кроме меня, этого не знает, поэтому вам тоже нужно молчать об этом. У меня также есть информация – источник ее я не могу открыть даже вам – о законопроекте, который обязывает несовершеннолетних использовать велосипедные шлемы в обязательном порядке. Он скоро вступит в силу на территории трех европейских стран.

Я предлагаю вам долю в этой инвестиции, скажем, один процент… Подождите, Маршал, не торопитесь отказываться: это не подарок, и я больше не ваш пациент. Это самая настоящая инвестиция. Вы даете мне чек и становитесь совладельцем. Но у меня есть одно условие, и здесь вы должны согласиться со мной даже через силу: я не хочу оказаться в такой же ситуации, как тогда, с доктором Блэком. Помните, как я мучился из-за этого?

Итак, – продолжал Питер более конфиденциальным тоном, видя растущую заинтересованность Маршала. – Вот что я вам предлагаю. Ради моего собственного психического здоровья я хочу, чтобы вы ничем не рисковали. Если когда-нибудь вы пожалеете об этой инвестиции, я выкуплю у вас вашу долю по вашей цене. Я предлагаю сделать так: я дам вам мой личный вексель с полным обеспечением. По вашему требованию вам будет выплачена сумма, равная ста процентам вложенной плюс десять процентов годовых. Но вы должны пообещать мне, что воспользуетесь этим векселем, если произойдет что-то непредвиденное, – кто знает, что может случиться? Убийство президента, моя внезапная гибель или что-либо еще, что поставит вас в ситуацию риска. Иными словами, вы обязаны использовать этот вексель».

Питер откинулся на спинку стула, взял часы Маршала и отдал хозяину: «Семь с половиной минут. Я все сказал».

Маршал судорожно соображал. На этот раз все сходится. «Девяносто тысяч долларов, – думал он. – Я получаю, скажем, семьсот процентов – более шестисот тысяч дохода. За двадцать два месяца. Как я могу отказаться от этого? Да и кто бы смог? Вложить деньги под двенадцать процентов и до конца своих дней получать семьдесят две тысячи долларов в год. Питер прав. Он больше не мой пациент. И это не подарок из-за переноса – я вкладываю свои деньги; это инвестиция. И что с того, что я ничем не рискую? Это частный вексель. Нет и речи о злоупотреблении профессиональным положением. Все чисто. Идеально чисто».

Маршал перестал думать. Время действовать. «Питер, в офисе я видел вас лишь с одной стороны. Теперь я знаю вас лучше. Теперь я знаю, что принесло вам такой успех в делах. Вы ставите перед собой цель и движетесь в направлении этой цели с редким упорством и смекалкой… и изяществом. – Маршал протянул Питеру руку. – Я принимаю ваше предложение. С огромной признательностью».

Об остальном они договорились быстро. Питер предложил Маршалу партнерство в пределах одного процента акций. Маршал решил, что, если уж он пошел на это, нужно играть по-крупному, и вложил максимум: девяносто тысяч. Деньги он получит с продажи акций «Уэллс Фарго» и «Фиделити» и переведет их на цюрихский счет Маршала в течение пяти дней. Питер собирался окончательно выкупить «Rucksen» за восемь дней, а по датским законам он должен был предоставить список акционеров. Питер также обещал оформить вексель и доставить его в офис Маршала до отъезда в Цюрих.

Вечером того же дня, когда Маршал проводил своего последнего пациента, в дверь кабинета постучали. Курьер, прыщавый подросток-велосипедист в джинсовой куртке с ярко-красными нарукавниками и обязательной бейсболке «San Francisco Giants» козырьком назад, вручил ему конверт с заверенным нотариусом письмом, в котором были изложены все аспекты соглашения. Вторая бумага, на которой Маршал должен был оставить подпись, гласила, что он обязан потребовать полного возмещения своей инвестиции в случае, если по каким-либо причинам стоимость акций «Rucksen» упадет ниже номинала. В конверте лежала и записка от Питера: «Для вашего полного спокойствия, оформленный моим юристом вексель будет доставлен вам к среде. Вот вам мой подарок в честь подписания договора о нашем партнерстве».

Маршал достал из конверта коробочку из ювелирного салона «Shreve’s». Он открыл ее – и от удивления у него перехватило дыхание. С замиранием сердца Маршал надел отделанные брильянтами часы «Ролекс».