– Имей в виду, сержант, – заговорил егерь. – Если после твоего выстрела медведь останется на месте или, отбежав на пару шагов, сляжет, сиди на лабазе. Нужно выждать время. Если не шевелится – спускаемся. Как подойдем, обрати внимание на его холку и уши. Если уши прижаты, а шерсть дыбом – зверь жив, его следует немедленно добрать. Чуешь?
– Чую, – проворчал Смолин. Он поморщился, приподняв затекшую ногу.
– Ну а если ты уснешь и брякнешься вниз, а косолапый за тобой погонится, беги, что есть дури. Знаешь, как надо от медведей бегать?
В прищуренных глазах егеря плясали безумные огоньки.
– Как? – на всякий случай спросил Смолин, про себя готовясь к какому-либо подвоху.
– Надо бежать так, чтобы медведь уменьшался. Если медведь увеличивается – ты бежишь неправильно.
Егерь захихикал.
– Ладно, шутки в сторону. Усвой одну вещь. Косолапому куда легче справиться с обосранным от страха трусом, чуешь? Нежели с охотником, готовым к обороне. Пускай у ентова охотника даже ружья нет. Бежать от медведя нельзя! По сути, он как собака, он чувствует внутреннюю силу! И если противник от зверя не бежит, медведь начинает думать, что тот готов к схватке! Это всосано каждым из них с материнским молоком! С древних пор медведи помнят: если человек выжидает момент, никуда не бежит, значит, тут что-то не так. И у тебя всегда есть шанс остаться в живых.
Виктор молча кивнул, про себя гадая, хватит ли у него мужества следовать подобным советам.
– А знаешь, какая байка среди охотников ходит? – спросил Олег и, не дожидаясь ответа Виктора, проговорил: – Говорят, много лет назад косолапого водкой наказывали. За то, значица, ежели он скот погубил чей-то. На поляне клали коровью тушу, а в землю ведро водки закапывали. Медведь наедался мяса, пил водку и заваливался спать. Так вот, пока он дрых, мужики ему на шею сыромятный ремень надевали с колокольчиками. Так, чтобы медведь не смог его снять. Он просыпался, а вокруг все звенит. Так он покоя лишался, отчего ревел, как умалишенный. Через несколько дней он попросту валился без сил и сдыхал.
Виктор краем уха слышал егеря, не сводя глаз с привады. Кроме лисы и небольшого зверька, оказавшегося горностаем, привадой никто не заинтересовался.
Незаметно прошел час. Лес окунулся в вязкие сумерки, изредка шелестела листва. Смолин таращился в темноту, тщательно прислушиваясь к каждому звуку.
Внезапно где-то совсем рядом захлопали крылья, и Виктор задрал голову. В паре метров над ними на ветку уселся крупный ворон. Оперение угольно-черное, с металлическим отливом, клюв напоминал кривое лезвие. Загнутые когти с силой обхватывали ветку, которая слегка пружинила под весом птицы.
– Этого еще не хватало, – прошептал Олег. Он вмахнул рукой, но жест этот был каким-то вялым, неуверенным. Птица не шелохнулась. Ворон лишь раскрыл и сложил крылья, как бы говоря: «Никуда я отсюда не улечу, мне и тут комфортно».
Подул слабый ветер. Теплый воздух уступил вечерней прохладе, и нудно зудевшие вокруг комары, тщетно пытавшиеся проникнуть сквозь мелкоячеистую сетку, закрывавшую лица мужчин, быстро исчезли.
– Будь готов включить фонарь, – приглушенно произнес егерь. Лицо его было напряженным, и Виктор не сразу понял, чего от него хотят. Олег повторил, приложив указательный палец ко рту.
Со стороны привады раздался едва слышный шорох. Так шуршит приминаемая ногами трава. «
Он навел ружье вниз, включив подствольный фонарь. Затем медленно перевел ствол на звуки шороха.
Это был медведь.
Довольно крупный, мех светло-палевого окраса. Перебирая мощными лапами, он приблизился к прикрученным к корневищу бычьим головам. Фыркнул, огляделся по сторонам, приподнялся за задние лапы, словно желая расширить поле обзора, и только после этого принялся обгладывать приманку. Странно, но движущийся в траве луч подствольного фонаря Виктора, казалось, совершенно не заботил животное.