— Рит… — поморщилась подруга. — Зря я это сказала, прости. Не нервничай.

— Да, десять лет прошло, как мы остались с мамой одни. Только вот, Васька, совсем как-то не забывается и не смиряется, что мой отец умер из-за халатности врачей. Из-за какого-то тампона, забытого в ране! Из-за тампона, понимаешь? — разорялась я. — И ведь нам так и не удалось ничего доказать, свои своих прикрыли. А я в итоге осталась без обоих родителей.

— Ну ты вообще уже. Тетя Маша очень хорошая, она…

— Да-да, только вот я соседку чаще вижу, чем родную мать, которой приходится по-настоящему вкалывать, лишь бы вытянуть мою учебу и квартиру эту…

Мы помолчали, каждая думая о своем, но потом Васька опять взялась за свое.

— Но ты тоже, знаешь ли, не имеешь права из-за каких-то амбиций портить себе жизнь, — выдала она, помогая мне натянуть и зафиксировать корсет. — Поэтому вот так. Васнецов сказал: фиксация, максимальный покой, таблеточки и ЛФК. Реабилитация нужна с самых первых дней такой травмы, сначала в постели, потом…

— Ты сильно потратилась? — нахмурилась я. — У меня сейчас нет нужной суммы, чтобы…

— Забей, — не дала мне договорить Рогова. — Даже не думай об этом.

— Я отдам, Вась, — пообещала я. — Потом как-нибудь, но обязательно отдам. Ты все запиши и…

— Ага, еще скажи, чтобы чеки собирать начала. Перестань, Селезнева, не беси меня.

Я все равно осталась при своем мнении, но спорить перестала. Что зря воздух сотрясать?

— Спасибо тебе.

— Ерунда, — отмахнулась Васька. — Танцоры своих не бросают. Обидно, конечно, что придется взять академку прямо перед самым выпуском, но…

— Никакой академки не будет, — поджала губы я. — Я сдам экзамен и получу этот чертов диплом.

— Ты не дура, Селезнева. Ты клиническая идиотка.

— Думаешь, я не знаю, что Хорьков присматривается ко мне, чтобы взять в свой театр современного танца? — прищурилась я. — Второго такого шанса больше не будет! Полгода простоя, год повторной учебы — и на моей карьере можно будет ставить крест. Я слишком много вложила в эту мечту, чтобы сейчас отказаться.

— Ритка, — выдохнула Рогова. — Ты сумасшедшая…

— Я знаю. Но, может, в этом мое счастье? К экзамену я уже восстановлюсь, вот увидишь. На мне же как на собаке все заживает.

— Иногда я завидую твоему непробиваемому оптимизму, — призналась подруга. — Ну а если…

— Не будет никаких если, — твердо заверила ее я. — Это мое тело, я ему хозяйка, и оно мне послушно, а никак не наоборот.