Опускаюсь на колени перед ней, готовый делать это круглые сутки, и приникаю губами к жаждущему лону.

Это нереально. Это взрыв мозга. Это какой-то гребаный апокалипсис. Разрыв всех шаблонов. Абсолютное сумасшествие.

Она дрожит так сильно, словно у нее зашкаливает температура. Еще сильнее прижимает ладошку ко рту, а второй гладит меня по затылку, царапая кожу ноготками.

Я слышу ее тяжелое дыхание, ее тихие мычащие в ладонь стоны, и, кажется, слышу даже быстрый стук сердца. Это всё выносит мозг на максимум, я целую смелее, пальцами двигаю активнее, облизываю, покусываю, посасываю…

И Машка кончает. Сжимает мои пальцы до одурения сильно, всхлипывает в ладошку, сгибается, пальцами в кожу головы еще сильнее прежнего цепляется и так сладко кончает, что я сам чуть не заканчиваю в штаны, как сопливый школьник, от ее удовольствия.

Пока ее потряхивает — дарю ей еще несколько аккуратных поцелуев, а потом поднимаюсь, проводя языком по животику, груди, и шее, и прямо перед ее лицом облизываю пальцы, закатывая глаза от вкуса.

Машка краснеет тут же, хотя десять секунд назад кончила от моих пальцев и языка, и это вызывает у меня искреннюю улыбку.

Около минуты она пытается отдышаться и сфокусировать взгляд, пока я нагло шарю руками по ее телу и уже начинаю себя ненавидеть. Твою мать. Что я натворил?

Она тянется к поясу моей одежды и я перехватываю ее за кисти, отводя те в сторону.

— Что такое? — пугается она, глядя мне в глаза так доверчиво, что я снова готов прыгнуть с головой в омут и будь что будет.

— Не надо, Маш, — умудряюсь сказать, — я и так сделал слишком много того, чего не должен был. Я сожру себя и без того.

— Но ты же не… — она опять краснеет, невероятная девушка, и опускает взгляд вниз. У меня стоит, конечно.

— Взрослый мальчик, справлюсь.

Я целую ее в лоб, как и планировал, и усмехаюсь своим идиотским мыслям. Я планировал поцеловать ее в лоб, да, а вот отлизывать ей у стены — абсолютно точно нет. Целую, в очередной раз поднимаю ее полотенце, а потом застываю и машинально прижимаюсь к Маше.

Мы стоим у стены рядом с окном, ведущим на балкон, и нас внезапно освещает светом. Это фонарь во дворе, он загорается на движение. Видимо, папа вышел за чем-то. Чёрт… Останься мы там — нас бы сто процентов поймали.

Мы смотрим друг на друга и оба понимаем всё без слов. Оба съеживаемся от принятия ситуации и охреневаем от происходящего.

Я выхожу через коридор, не рискую пока на балкон, а потом позорно дрочу в душе, вспоминая картинки десятиминутной давности.

И Маша слышит, я уверен, потому что пару неконтролируемых, хотя не особо громких стонов, таки срываются с моих губ. Наверняка она краснеет. Снова.

Блядь. А как дальше-то теперь?