Я ожидал, что она скажет что-нибудь неприятное или спросит, как много мы потратили на приглашения, но она наклонилась и обняла меня. Крепко.
— Прости меня за то, как я ужасно вела себя с тобой пока ты рос, Джонатан, — воскликнула она. — Мне правда,
Я посмотрел вниз в ее заплаканные глаза, стараясь не поддаться наигранным извинениям.
Она еще раз обняла меня и отступила назад, чтобы достать из кармана куртки маленькую синюю коробку.
— Вчера я была на сеансе реабилитации, все женщины говорили о том, как сильно они скучают по празднованию дней рождения детей, когда они были младше и…
— Нет… я знаю, что пропустила все твои дни рождения и важные события, но… вот, держи. — Она сунула мне в руки коробку, и не оглядываясь, выбежала из кабинета.
Я поставил подарок на стол и уставился на него, неуверенный, что делать. Честно, меня так и подмывало выбросить его и вообще забыть, что она заходила. И все же, как бы сильно я не ненавидел мать за то, что она делала в прошлом, не мог отрицать, что она пыталась все исправить.
Я медленно распаковал светло-синюю коробку и нерешительно замер, прежде чем открыть крышку, внутри — серебряные часы Audemars Piguet и маленькая записка.
Я почувствовал, что она задела струны моей души, которые не позволяют мне отказаться от этой женщины независимо от того, сколько раз она меня подводила.
Поэтому бросился к личному лифту и спустился на парковку. Подошел к ее машине и придержал дверь, прежде чем она успела закрыть ее.
— Ты не будешь против вечером приготовить пасту у меня дома? — Я выдохнул. — Мы могли бы сделать это вместе.
**
Мама оглядела кухню, проводя пальцами по гранитной столешнице.
— У тебя очень уютно, Джонатан. И так тебе подходит…