Глава 4

Не доехав до Бонд-стрит, Брайт расстался с Эндовером, предоставив другу возможность следовать дальше в их наемном экипаже. Слабый свет луны освещал дорогу к Мальборо-сквер. Брайт знал, что на каждом углу его подстерегает опасность и, откинув полу плаща, положил руку на эфес шпаги. Грабители, как правило, нападали на свою жертву внезапно.

Мальборо-сквер была одной из красивейших площадей Лондона. За железными оградами располагались величественные дома, утопавшие в зелени садов; по сверкающей глади прудов плавали утки. Дом Маллорена находился по одну из сторон площади, но не на ней самой, а в глубине, куда вела узкая улочка с домами поменьше. Дом был обнесен высокой оградой с коваными узорчатыми воротами, за ними — мощеный двор, за домом — большой сад.

По широкой с низкими ступенями лестнице Брайт поднялся к портику с мраморными колоннами, и сидящий в нише швейцар бросился открывать ему тяжелую двойную дверь.

Брайт невольно вспомнил разговор с Порцией Сент-Клер когда он сказал ей, что обычно ему не приходится стучать в двери, так как слуги сами распахивают их перед ним.

Но почему эта женщина так прочно засела в его голове? Было бы глупо позволить себе впутаться в дела этой мелкопоместной дворянки, которая сама открывает посетителям двери.

Подавив улыбку, Брайт молча кивнул пожилому швейцару и прошел в зал. Не хватало еще, чтобы, глупо улыбаясь, он тем самым давал повод для слухов, что вернулся домой пьяным. А сегодня он действительно много выпил. Раньше он никогда не позволял себе этого, что в немалой степени способствовало его успеху в картах.

Послышался протяжный зевок, и из-под стола вылезла огромная собака. Брайт слегка нагнулся, чтобы погладить Зенона. Голова персидской гончей была на уровне его талии, и Брайту не составляло труда потрепать ее за уши, длинные и шелковистые. Это была единственная ласка, которую позволял пес. Их отношения строились на уважении друг к другу. Брайт никогда не заигрывал с собакой и не бормотал глупостей, а Зенон, в свою очередь, не приставал к хозяину и не вставал на задние лапы, как это делают многие представители собачьей породы. Его бесконечная преданность выражалась в том, чтобы всегда находиться рядом с хозяином, если тот бывал дома.

Брат Брайта, Маркус Ротгар, получил в подарок двух породистых щенков и намеревался оставить их себе, но кобель при первой же встрече с Брайтом признал в нем хозяина и крепко к нему привязался. Шестимесячный щенок как бы отдал свою судьбу в его руки вот почему Брайт назвал его Зеноном в честь основателя школы стоиков.

Почувствовав ласку хозяина, пес потерся о его ногу. Брайт зажег свечу. Когда в доме не было гостей, он непременно отсылал слуг пораньше, чтобы они не мешали ему.

Тишину дома нарушало лишь тиканье часов, и Брайту было приятно, что с ним верный Зенон, который всегда радостно встречает его. Черт возьми, он становится сентиментальным! Уж если ему так нужна компания, он может подняться наверх, где хоть есть одна живая душа.

Прикрывая свечу от сквозняка рукой, Брайт стал подниматься по широкой лестнице. За ним, стуча когтями, следовал Зенон. Брайт направился к комнате, где над чертежами корпел его гость.

Как Брайт и ожидал, за столом, углубившись в бумаги, сидел Франсис Эгертон, герцог Бриджуотер. Перед ним лежала стопка счетов.

Зенон лениво растянулся у камина.

— Ну как обстоят дела? — спросил Брайт. — Плохо или хорошо?

— И так и сяк, — ответил герцог с неуверенной улыбкой. — По моим подсчетам, денег осталось только на три месяца. Я уж не говорю о просчетах.

— Вода в канале снова размывает берега?