Мама, не веря в реальность происходящего, невольно заступила дорогу следователю.
— Как же так? Виктория…
— У Грачёва алиби, — раздражённо оборвал её тот, добавив со скрытой угрозой. — Отойдите! Пожалуйста. Мне надо работать.
— Я этого так не оставлю! — привалившись спиной к стене, крикнула женщина. — Я… Я к прокурору пойду!
— Ваше право, — отозвался из коридора равнодушный голос следователя. — Хоть в ООН!
— В суд! — пробормотала Валентина Андреевна, без сил опускаясь на стул.
Потом они долго плакали. Соседки, перешёптываясь, покинули наполненную болью квартиру.
Подумав, мать решила не бегать по инстанциям, а по совету коллег нанять адвоката. Правда, для этого ей пришлось вначале занять у них денег. Молодая, но ужасно напористая и деловая девица, успокоив нанимательницу, рьяно взялась за работу. Однако следователь оказался прав. Действительно, имелись двое свидетелей, утверждавших, будто опознанный девушкой подонок в тот день находился в другом месте. Адвокатесса поговорила с ними. Парни упорно стояли на своём, хотя и немного путаясь в показаниях.
Последняя надежда оставалась на единственного свидетеля — Семёна Гришина. Но молодой человек всячески избегал встреч, не отвечал на звонки. Когда юристу всё же удалось его "поймать", стал уверять, что не разглядел лиц нападавших. А потом и вовсе исчез из города.
Ошарашенная Виктория пыталась с ним связаться через Интернет, но трусливый гад удалил свою страничку. И тогда в девушку словно вселилось что-то злое и жестокое. Она то и дело кричала на мать, била посуду, капризничала, отвечая на любые замечания слезами и истерикой. Возможно Виктория до сих пор жила бы в своей квартире, сгорая в ожидании благотворителей и медленно убивая мать. Но из-за толщины стен, все соседи слышали сцены, частенько разыгрывавшиеся в их квартире. Одна из них, молодая, одинокая женщина, не выдержала. Подождав, пока девушка останется одна, она пришла и высказала всё, что думает о её отвратительном поведении.
Та с удивлением узнала, что мать трудится на двух работах, что из-за дуры-дочери она превратилась в старуху и думает только о неблагодарной дряни, способной лишь отравлять жизнь другим. И надо же такому случиться, что как раз перед визитом разгневанной гостьи со знакомого электронного адреса в ответ на её многочисленные депеши пришёл короткий ответ: "Тебе уже всё равно, а мне ещё жить".
Внимательно выслушав гневную речь соседки, Виктория молча прикрыла дверь, ещё более укрепившись в желании окончательно свести счёты с жизнью. Вот только делать это в квартире неожиданно стало стыдно. Прикатив на кухню, девушка решительно убрала нож в ящик кухонного стола.
С упорством обречённой выбралась из дома, направляясь в сторону реки, где вот уже лет пять неторопливо строили и не могли построить набережную. Вряд ли девушка смогла бы толком объяснить, почему именно туда? Длинный путь почти не остался в памяти, лишь мельком запомнились удивлённые взгляды редких в этот час прохожих.
Последним она увидела хлипкий заборчик из потемневших досок, ширь реки и высокий противоположный берег, густо заросший деревьями, среди которых ярко выделялась белая церковка с золотыми куполами.
Распахнув глаза, Фрея не закричала. Перехвативший горло спазм не давал вздохнуть. С трудом справившись с собой, она заплакала, уткнувшись лицом в густую, противно пахнущую шерсть одеяла. Осознание того, что она оказалась здесь по собственной воле, бросив несчастную, задёрганную мать, жгло раскалённым железом. Девушка застонала, представив, как та мучилась и переживала, обнаружив исчезновение дочери. Как бегала по властям с просьбой отыскать хотя бы тело, как причитала, не в силах даже похоронить её.
Фрею буквально корёжило. Муки совести превратились в настоящую физическую боль. Почему-то показалось, что на свежем воздухе станет легче. Вот только она очень боялась разбудить мирно посапывавшего наставника. Поэтому, когда едва обозначился серый прямоугольник окна, и из тьмы выступили окружающие предметы, девушка выскользнула из хижины, прихватив сложенную на полу одежду. Охватившая тело ночная прохлада, на миг ошеломив, стала успокаивать.
Торопливо обувая мокасины, подумала: "А мама бы обрадовалась, если бы узнала, что я опять стала ходить?". От нахлынувшего чувства вины вновь стало тяжело, а глухая тоска опять вцепилась в сердце.
— Да! — пробормотала Фрея, глядя во всё ещё усыпанное звёздами небо. — Я вела себя как последняя стерва. Как… Да просто слов нет. Всё отдам, чтобы вернуться!!! Или хотя бы извиниться. Сказать ей, что виновата, ужасно виновата перед тобой, мама… Мне так…
Она ещё долго бормотала бессвязные извинения и слова любви, которые никогда не говорила своей матери там, в прошлом, когда они были так нужны. Наверное, со стороны это выглядело смешно или жутковато? Стоит высокая крепкая девица в одежде из кожи, и размазывая слёзы по щекам, бормочет что-то невразумительное.
Но возможно именно эта произнесённая в пустоту речь помогла ей прийти в себя, и когда удивлённый Отшельник вышел из хижины, она уже собиралась за водой.