Мы с Асей пили чай в нашей родной башне и разговаривали. Беседа была грустной, будущее неясным, перспективы не радовали.

— У тебя все устроилось блестяще, ты везунок, — с обидой жаловалась Аська. — И работу тебе подыщут его родственники. А мне только камень на шею и в Москву-реку…

И Аська зарыдала, упав лицом на подушку. Через две недели она покидала уютную башню и возвращалась к себе в Орехово-Зуево, где мать подыскала ей место в школе. Ничего лучшего пока не предвиделось, а уезжать по распределению в Астрахань или Узбекистан она не хотела.

Все это ее мучило. С первого курса Аська мечтала, что нас, выпускников первого в стране вуза, ждет особая судьба, престижная работа. Но престижных мест на всех не хватало.

— В мире нет больше такой блатной страны, как наша, — со злостью роптала она. — И жратва, и тряпки, и хорошие должности распределяются только по связям и знакомствам.

Комплекс несправедливости Аську замучил. Она все время оглядывалась на других, сравнивала и невыносимо страдала. А тут еще я, как бельмо на глазу, со своими счастливыми переменами. Мне бы исчезнуть из ее жизни, как лишнему раздражителю, но Аська вовсе и не думала меня отпускать.

Вовсе не из-за этих неприятностей она так убивалась и плакала ночами вот уже месяц. Усатый Жорик, который с первого дня внушал мне стойкое отвращение, недавно бесцеремонно с ней порвал. Бедная Аська переживала первое в своей жизни предательство.

Их отношения продолжались больше года и давно перестали быть платоническими. Свадьба намечалась на весну или лето. Аська уже присматривала ткань на платье и белые туфли. Она обожала это усатое чудовище, аспиранта из Тбилиси, который в первый же вечер в прямом и переносном смыслах сбил ее с ног своей неотразимой напористостью.

— Я была для него просто не самым лучшим вариантом, и он держал меня про запас. Потом подвернулось что-то получше, и он тут же сбежал. — У Аси всегда было достаточно здравомыслия, она сразу раскусила своего бывшего возлюбленного и уже не обольщалась на его счет.

— Может быть, все к лучшему, Анна, — утешала я ее. — Ну какой Жорик муж? Твоя семейная жизнь стала бы кошмаром.

— Может быть, и к лучшему. Но каково мне сейчас? — трагическим голосом отвечала Аська.

Больше всего на свете она боялась совсем не выйти замуж.

— Ну уж это тебе совсем не грозит! — совершенно искренне разуверяла я. — С твоей-то внешностью! На тебя даже на улице оглядываются. Особенно ты нравишься зрелым мужчинам от сорока до пятидесяти. Среди таких поклонников и ищи себе мужа.

— Вот еще! Зачем мне такой старикан. Я хочу молодого, красивого мужа, — возмутилась Аська.

У нас с ней почти во всем вкусы расходились. Меня всегда тянуло именно к зрелым, мудрым мужчинам, хотя и привелось выйти замуж за ровесника. Но спорить с подружкой я не стала. Между тем Анна встала из-за стола и вдруг извлекла из шкафа бутылку «Старой крепости», уже початую. Я удивленно посмотрела на нее и на «Старую крепость». Раньше ничего подобного за Аськой не замечала.

— Вчера вечером так паршиво стало на душе, что купила и хлопнула целый стакан. Одна, — призналась она. И предложила: — Давай выпьем знаешь за что? Честолюбивые мечты мечтами, а реальная жизнь, та самая, обывательская, скудная, безрадостная, — совсем другое. Что поделать — жить надо. Вот пойду я осенью в школе, буду вечерами над тетрадками корпеть. Стоило для этого стремиться в университет?

Аська умела нагнать черную тоску. Мрачная безысходность, как табачный дым, повисла над нашими головами. И я решительно запротестовала:

— Нет уж, нет уж. За эту твою жисть я пить не буду. Давай лучше попрощаемся с нашей башней. Я в ней прожила счастливейший год. За башню из слоновой кости и чтобы жить в ней до старости!

Я подняла свой стакан и пригубила. Аська, правда, поворчала, что эти метафоры у нее уже в печенках. Потом я в последний раз посидела на широком подоконнике, полюбовавшись с высоты на смотровую площадку, и навсегда простилась с нашей башней.