В то время я была удивительно невежественным и простодушным созданием. Приехала из своей Малаховки с твердым убеждением, что все люди равны. Но уже в первый год меня стукнули по голове и объяснили, что ни о каком равенстве и речи быть не может, что я существо несомненно низшее и должна знать свое место.
Это стало для меня неприятным открытием. Но я не смирилась и продолжала в душе оставаться демократкой. Хотя многие мои однокурсники не упускали случая напомнить о своем превосходстве. Среди них Ольга Минькова. Единственный парень в нашей девчачьей группе Мишель прозвал ее Гонерильей. К Ольге эта кличка приклеилась. Действительно, именно такой и была самая некрасивая и жестокосердная из дочерей короля Лира.
Она прошествовала мимо нас с вазой для цветов. И я не без удовольствия отметила, что даже в дорогом французском платье она все так же уродлива. Отец Ольги, дипломат (тогда об этом говорили с завистью), не вылезал из-за границы, так что дочурка родилась то ли в Вене, то ли в Брюсселе и очень этим гордилась. Хотя не все ли равно, где мы рождаемся? Я так считала, но не все меня понимали.
По определению Мишки, большого знатока психологии, особенно женской, Гонерилья была пассионарием. Бездна черной энергии била из нее фонтаном, пока в неопределенном направлении. Мне тогда казалось, что чадо из привилегированной семьи может выбрать себе любое поприще и на нем продвинуться. Это неизбежно, когда тебя толкают в спину. Но все оказалось гораздо сложнее. Я с интересом наблюдала за судьбой Ольги и других своих однокурсников с хорошими стартовыми возможностями. Ни из кого ничего путного не вышло.
Природа наделила Ольгу несчастным характером. В ней как будто бес сидел — бес честолюбия. Ей хотелось быть самой-самой, обязательно в первых рядах, пусть на небольшом, но пьедестале, и чтобы имя у всех на устах. В довершение всех несчастий она была влюбчива, причем внимание ее привлекали лишь самые выдающиеся мужчины. Но бодливой корове бог рог не дал. К третьему курсу Ольга решила реализоваться на другом поприще — научном или литературном. И как танк ринулась к заветной цели — славе и успеху.
Никогда — ни до, ни после — не встречала человека, которому доставляло бы такое садистское удовольствие унижать ближнего: уличать в невежестве, небрежно и рассеянно поправлять выговор. По-видимому, таким способом она самоутверждалась и влезала на еще одну ступеньку своего пьедестала.
Особенно любила она шпынять Аську, чувствуя, как уязвляют беднягу ее уколы. Пока мы в прихожей снимали сапоги, переобувались, Ольга подошла и, дотронувшись до Аськиного рукава, сладким голосом пропела:
— Какое миленькое платьице…
Аська вспыхнула пунцовым румянцем. По тону этой ехидны было ясно, что она узнала платье и поспешила вонзить лишнюю булавку. Может быть, сама же его и продала нашей соседке по этажу. Гонерилья вечно что-то продавала из своего обширного гардероба. Я холодно ей кивнула и отвернулась к зеркалу. К тому же в этот момент мне было не до нее — я уже увидела Игоря и превратилась в соляной столб. Предстоящий вечер уже казался нескончаемой мукой. Скорей бы ее пережить.
За столом я позволила себе всего два раза мельком взглянуть в его сторону. Хорошо, что народу было много. В такой суматохе никто не обращал на меня внимания, но лишняя предосторожность никогда не помешает.
Рядом с Игорем сидела очень красивая девушка. Словно отлакированная сотнями восторженных взглядов, она устало, лениво улыбалась. Гладкие темные волосы, ярко-синие глаза и нежный овал лица. На ней было что-то бесформенное, льющееся, шелковое. И как просто и грациозно она держалась. Без всяких претензий и жеманства.
— Учится в театральном, — шепнула мне на ухо Ася, кивнув на красавицу. — Подружка Иноземцева. Они одноклассники. У них роман еще со школы. Хороша, конечно, но тип довольно приевшийся.
Лучше бы Аська подсыпала мне в бокал мышьяка! Такой острой боли, такой тоски я, кажется, никогда не испытывала. Что это было? Ревность, безысходность? Ведь я никогда не питала надежд, не мечтала о нем. Знала, что когда-нибудь рядом с ним непременно появится такая лучезарная красавица, будущая примадонна.
— Еще неизвестно, какая из нее получится актриса. Кроме внешности, неплохо бы иметь еще капельку таланта, — занудствовала Аська.
Красавиц она не выносила. Наверное, предпочла бы ежедневно терпеть издевательства Гонерильи-Ольги, только бы все девицы вокруг были похожи на эту крокодилицу. Когда я впервые увидела Асю на вступительных экзаменах, то подумала: какая милашка! У нее были совершенно правильные, безупречные черты лица, прекрасные волосы, роскошная фигура. Но уже через две-три недели она потеряла в моих глазах все свое очарование. В чем тут дело, я не пойму. В ней напрочь отсутствовало то, что называют женским обаянием, изюминкой, индивидуальностью. В общем, это был довольно таинственный и непонятный случай, никогда в жизни с подобным я больше не сталкивалась. Сколько угодно красоток пустых, легкомысленных тем не менее пользуются громким успехом. А возле Аськи всегда царила пустота, и это наводило на мысль о какой-то мистической порче.
Наконец старики удалились в другую комнату, Ленка принесла свечи, включили магнитофон. Начались танцы. Я рада была забиться в кресло и переживать свое несчастье, наблюдая из полумрака за чужим весельем. Так неожиданно подкосила меня страшная новость. Но в покое меня не оставили — то и дело вытаскивали в общий круг, заставляли веселиться.
Едва ли не с первого класса я занималась гимнастикой, потом бабушка водила нас с сестрой в танцевальную студию. Так что плавно и красиво двигаться в такт музыке я могла бессознательно, чисто механически. К тому же папа не раз повторял мне, что в гостях и вообще на людях нельзя выказывать своего дурного настроения. Это невежливо и несправедливо по отношению к хозяевам, которым в этот день радостно и весело. И я улыбалась и танцевала, даже беззаботно болтала о чем-то с девчонками. Но на душе было скверно. Я и предполагать не могла, какой сюрприз готовит мне этот вечер, так неудачно начавшийся.
Я кружилась в чьих-то объятиях, но все Миши, Сережи и вовсе незнакомые молодые люди были для меня на одно лицо, совершенно одинаковые. Не все ли равно, кто обнимает, «кому на плечи руки класть». Стоит закрыть глаза — и представляешь рядом Его, его синий свитер, его запах и мягкий, обволакивающий голос. Но я уже тогда умела обуздывать себя. «Не позволю, не позволю! Не стану рабой этого наваждения, — твердила сама себе. — Нельзя думать о нем днем и ночью. Нужно гнать эти мысли, эти глупые мечтанья прочь!» И я их гнала, заставляла себя переключаться на другое, вчитываться в книгу, забываться в пустых разговорах.
Аська всегда восхищалась моим трезвым умом и реализмом. Из всех возможных ситуаций я всегда обдумывала наихудшую. В будущем видела себя скромной учительницей словесности в средней школе. Если повезет — редактором Учпедгиза. Любимым делом мне суждено было заниматься только вечерами, в свободное от службы время. Я тайком, для себя писала стихи. Показывала их только отцу и любимой школьной подруге. О себе была невысокого мнения. Такой замечательный человек, как Игорь, не мог одарить меня даже просто дружескими или приятельскими отношениями, потому что я ему неинтересна.
Ленкина вечеринка была в самом разгаре. Только что бурный танец сменился медленным. Мишка увлек меня на середину комнаты, чтобы посплетничать. Мы с ним отдышались и, медленно кружась, стали перемывать косточки своим однокорытникам. Вдруг через Мишкино плечо — а он был одного со мной роста — я заметила, что Игорь смотрит на меня. Мы с ним встретились глазами, чуть ли не впервые в жизни! От неожиданности я зажмурилась и подумала, что это мне пригрезилось.