— Ариадна сказала, что мнение директрисы ее не волнует, я стояла в коридоре на первом этаже. Случайно, но она меня попросила задержать Вас или воспитателя, если вы пойдете мимо, я тогда и подумать не могла, что она решится проникнуть в ваш кабинет… Вы знаете, как я отношусь к вам, госпожа директор, я бы никогда…
Воздух запекся в груди, я видело это так ясно…
Несколько дней назад я действительно решила «проникнуть в кабинет директора», чтобы изучить свое личное дело. Мне не нужны были деньги, сервизы или еще что-нибудь в этом роде… Я просто хотела прочитать свое личное дело. Юлианна прекрасно знала об этом, потому что именно она мне помогала, именно она сама предложила постоять внизу, отвлекая преподавателей, а теперь она сдавала меня, выставляя себя невинной овечкой…
Увиденная сцена казалось дикой, но при этом реальной… Слишком реальной…
— Аккуратнее, ты чуть не упала…
Юлианна держала меня за локоть, через ткань платья, хотя даже так казалось, что ее ладони жгут мне кожу…
— Юлианна, я вдруг вспомнила об очень важном деле… Я пойду…
Да, я сбежала. Сбежала под удивленным взглядом человека, которого тогда я еще считала своей подругой. Сбежала, чтобы подумать…
Картинка пролетела перед глазами очень быстро, когда я застыла около лавочки. Потом сидя в библиотеке и совершенно пустыми глазами смотря в книгу (не удивлюсь, если и держала я ее вверх ногами), я смогла разложить всю сцену на мелкие кусочки. Прокрутить в голове фразы из диалога директрисы и Юланны, прослушать целые куски.
Действительно, то ли дар — кто предупрежден, у того шансы выжить — больше, то ли проклятье — все-таки разочарование в лучшей подруге — это как удар под дых. Хватаешь ртом воздух, а его все равно не хватает…
В тот день, я полностью не поверила в силу кулона, но и рассказать подруге все как раньше — не смогла… Мне нужно было еще проверить… И подумать… Чем я почти всю ночь потом и занималась.
Почему я решила, что эта сцена была в реальности? Может это мое воображение или просто галлюцинации. В кабинете директрисы я бывала. На следующий день после изучения личного дела — точно. Меня тогда долго стыдили, а потом отправили в карцер… На два дня… Может была бы и неделя, но поверенный уведомил о своем визите и меня выпустили, отправили мыться и приводить себя в порядок…
Посторонние, а тем более юристы, не должны видеть или слышать то, что повлияет на репутацию пансиона. Что мне Жанна Иогановна потом объясняла еще два часа перед встречей с семейным поверенным. Меня поманили морковкой — сказали, что неделя карцера сократится до двух дней, и пригрозили кнутом — обещали эту неделю продлить, если я буду жаловаться. Я сделала вывод: мне в этом пансионе учится еще минимум два года, и вряд ли господин Штольц может что-то сделать, минуя опекуна, поэтому я согласилась…
Хотя от мыслей — откуда директор узнала о моем визите в ее кабинет — пухла голова. Теперь похоже я это знаю. Легче не стало. Совсем.
Но надо проверить.
Проверки получились сами собой. Я узнала, что наша кухарка очень хорошо ко мне относилась и даже рисковала. Как только я попала в пансион после смерти родителей, мне прописали какую-то настойку, которая должна была меня успокоить, подтереть память, убрав из нее травмирующие воспоминания. Вроде все хорошо, правда? А ложка дегтя — это то, что делалось бы это за счет резервов моего собственного организма, при этом гася мой родной уровень магии. Подняв справочник, я узнала, что полгода, которые я ее пила, мне бы хватило, чтобы обнулить резерв в ноль. Но, баба Клава просто выливала этот напиток, заменив его на чай из валерианы и мелиссы. Тоже не очень вкусно, но безопасно и успокаивает. А главное — никто про это не знал. И я бы не узнала.
За короткое время я узнала, кто воровал у меня вещи, кто меня защищал, а кто наоборот подставлял, глядя в глаза и улыбаясь при этом. Большая часть относилась ко мне с радующим меня равнодушием. После ненависти и предательства, равнодушие как-то неплохо выглядело. Оказывается, мне нравиться, когда некоторым людям на меня наплевать! Еще бы это было подальше от меня — был бы идеал. Я, конечно, не золотая монета, чтобы всем нравится, но предательство тех, кого я считала друзьями сильно по мне ударило. С перманентной подругой было даже тяжело находится в комнате. А ведь живем мы по двое… И мы — соседки.
Расширяя горизонты своих экспериментов, я выяснила, что касаясь обнаженной кожи, я видела кусочек прошлого, или настоящего, который напрямую или косвенно касался именно меня. Для интереса я коснулась курьера, привезшего письмо. Изобразила падение, упав на бедного дядечку лет пятидесяти. Он явно не ожидал такого «нападения» от шестнадцатилетней барышни. К сожалению, мой подвиг был бесполезен. Я не увидела ничего. Видимо это говорило о том, что вижу я его в первый и последний раз в жизни и в письме, которое он держал в руках, не было ничего, чтобы напрямую или косвенно меня касалось.
После волны закономерного любопытства наступил откат из опасения и страхов. В итоге мне удалось примирится с этим даром, хотя для себя я решила сшить из шелка и связать из хлопка перчатки, чтобы уменьшить спонтанное применение дара. Все-таки теперь, когда я иногда застывала, принимая тот фрагмент чужой жизни, который касался меня, я привлекала слишком много постороннего внимания.