- Вы мне так просто поверили?

- Ярослав Александрович предупреждал, что у вас феноменальная интуиция. Лучше перестраховаться.

Ого, надо же! Приятно, что мое мнение так важно…

Дальнейший путь прошел в тишине. Кружок по кварталу пролетел мгновенно. Я даже особенно задуматься о своей судьбе и испугаться не успела, как мы уже подъезжали к парадному входу. Вот и знакомые ступеньки, на которых когда-то я просто заснула, обняв свои вещи. Кажется, что это было в прошлой жизни.

Остановка. Я оглянулась, но ничего необычного не заметила. Тихо. Спокойно. Как обычно.

Вдох-выдох, надо выходить.

Матвей, со все тем же выражением лица, необычайной важности вышел из машины и открыл дверь. Бехерев выходил первым, а Вик прикрывал меня со спины.

Я очень внимательно смотрела по сторонам, но… все пропустила.

Щиты, которые стали видны, выстрелы, крики… Матвей мгновенно усадил меня на асфальт просто нажав на голову, а Бехерев прикрыл всем чем мог. Вик рванул куда-то вправо, перехватывая невзрачного человечка в чем-то сером.

Рилли добавила свой щит, а защита Вяземских сделала его видным и золотистым. И никто не помешал мне его растянуть и на двух мужчин, что сейчас прикрывали меня. Работающая недалеко бригада дорожных рабочих рванула нам на помощь, прикрывая от группы прохожих, выскочивших из резко затормозившей рядом машины.

Упс, рядом со щитом взлетел вверх фонтанчик из разбитого тротуарного камня. Ого, в меня стреляют… А я думала – будут похищать…

Из-под прикрывавшего меня Бехерева, я видела выскочившего на крыльцо Штольца. Похоже, свою личину «серьезного дядюшки» он сегодня решил не выгуливать.

Все закончилось быстрее чем началось. Я даже не поняла, что происходит, когда меня вдруг схватили, подняли и начали судорожно ощупывать.

- Ты в порядке? Где болит? Тебя задело? Скажи что-нибудь!

- У тебя красивые глаза…

Ну вот почему из всех вариантов, предложений и слов я выбрала именно эти? Наверное, потому, что именно в самые красивые в мире бирюзово-синие глаза я сейчас и смотрела. Глаза, в которых сейчас плескалось море беспокойства.

За меня никто и никогда так не переживал… Во всяком случае из того, что я помню.

Я тонула, тонула, звуки происходящего вокруг куда-то стерлись, оставив только одно желание…

Это возмутительно, нагло и не соответствует статусу графини Чернышевой-Бельской, но сейчас посреди улицы с разбитым тротуаром от сработавших артефактов, с выстраиваемым оцеплением, с только что закончившейся схваткой, я целовала своего жениха. Целовала так, как никогда и никого в жизни, отнимая его и себя у пережитого страха потери близкого человека, доказывая всему миру и самим себе, что мы живы…

***