За последние годы было предпринято немало терактов. Терроризм стал в Америке повседневностью. Все почти привыкли к этому. Потом наступило 12 марта: взрыв здания Новой фондовой биржи на Манхэттене. Более тысячи убитых, еще тысячи раненых. Стало ясно, что неприятный раскол, развивающийся в Америке, игнорировать больше нельзя. Но какой бы ужасной ни была эта атака, в том, что случилось сейчас, было кое-что похуже, кое-что более жестокое и личное – вытащить живого человека из фуры, облить его бензином и поджечь.

«…кроме того, были взорваны склады во всех трех городах. Пожарные устранили возгорания в Талсе и Фресно, но склад в Кливленде уничтожен полностью.

– Ответственность за случившееся, – вклинилась ведущая, – приписывается группе анормальных, которые называют себя „Дети Дарвина“. Но мы ведем речь о больших городах, куда ежедневно осуществляются тысячи поставок.

– Да. Но из-за нападений на водителей страховым компаниям пришлось повсеместно отозвать страховые полисы. А машинам без страховки запрещается даже покидать склады».

Итан проехал без остановки два светофора, но на третьем ему пришлось остановиться. Пока ждал зеленого, постукивал пальцами по баранке, слушая радио.

«…и вы хотите сказать, что прекращение поставок на один день привело к полному истощению запасов?

– В современном мире все очень сложно взаимосвязано. Компании вроде современных супермаркетов работают, что называется, с колес. Если вы покупаете банку бобов, то сканер сообщает компьютеру, что нужно заказать еще, и со следующей поставкой в магазин привозят бобы. Это невероятно сложное взаимодействие систем. Похоже, „Дети Дарвина“ это поняли. Их атаки направлены на слабые места в наших собственных системах.

– Мистер Корнуэлл, вы работаете в Департаменте анализа и реагирования. Разве ДАР не был создан для предотвращения такого рода атак?

– Во-первых, позвольте поблагодарить вас за приглашение. Во-вторых, я бы хотел напомнить всем, включая и вас, мадам, о необходимости сохранять спокойствие. Это временная проблема, созданная агрессивной, но маленькой террористической организацией…»

Итан поехал на восток мимо ресторана, парковки, школы. Не так давно у реки открылся новый супермаркет класса «люкс». Товары там были дорогими, и возможно, что никто туда не сунется.

«Даже если и так, – сказал он себе, – то долго это не продлится, так что планируй свои действия. Прежде всего детская еда, какую бы вегетарианскую диковинку, выращенную под лунным светом, они ни предлагали. Потом молоко. Потом мясо – сколько поместится в тележке. То, что портится, – к черту, бери консервированные и замороженные овощи…»

Дорога в супермаркет была забита, машины гудели, мигали фарами, ехали в два ряда по одной полосе. В сорока метрах впереди Итан увидел скопление людей у входа. На его глазах женщина с тележкой пыталась пробиться сквозь толпу. Раздались крики, людское кольцо сжалось. Мужчина в дорогом костюме схватил ее пакеты с продуктами. Женщина закричала, но он, набрав полные руки, бросился наутек, опрокинув при этом тележку. На асфальт полетели консервные банки и бутылки, люди из толпы стали хватать их. Худосочный тип сунул под мышку курицу, словно мяч для регби, и понесся прочь. Две дамы с салонными прическами схватились из-за галлона молока.

«…и опять же, – вещало радио, – вскоре мы возьмем ситуацию под контроль. Если все будут сохранять спокойствие и работать на общее благо, мы преодолеем трудности».

Раздался звон, и стекло в витрине супермаркета осыпалось осколками. Толпа с криком ринулась внутрь.

Итан развернул машину.

Когда они переехали в Кливленд, агент по продаже недвижимости заверил их, что Детройт-Шорвей – именно тот район, какой им нужен: миля до озера, две – до центра города, хорошие школы, улицы, обсаженные деревьями, и дружелюбные соседи, «такие же, как они». Практически все преимущества пригорода – и в то же время не пригород. Замечательное место для воспитания детей, сказал тогда агент, посмотрев на них умудренным взглядом, словно визуализируя встречу спермы с яйцеклеткой.

На привыкание ушло какое-то время. Итан родился и жил в Нью-Йорке и не доверял любому месту, где тебе нужна машина. Да, черт побери, если бы два года назад кто-нибудь сказал ему, что он окажется в Кливленде, Итан лишь ухмыльнулся бы в ответ. Но именно в Кливленде Эйб основал свою лабораторию. Невзирая на тот факт, что таких спесивцев, как Эйб, Итан в жизни не встречал, тот, помимо всего прочего, был и гением. А вторая позиция в Институте современной геномики показалась Итану очень привлекательной, и он не хотел упускать этот шанс.

В конечном счете его ждало удивление. Как бы ты ни любил Манхэттен, ты мог хоть десять лет прожить в одной квартире и ни разу не увидеть соседей. Жизнь среди простецкого доброжелательства Среднего Запада с барбекю на задних дворах и этой атмосферой («я захвачу вашу почту – можете взять мою газонокосилку – мы все здесь вместе») являла собой приятный контраст жизни в Нью-Йорке.

Кроме того, ему нравилось жить в собственном доме. Не в квартире, не в кондоминиуме, а в настоящем доме с подвалом и двором. В их доме, где они могли включать музыку на полную громкость, где плач Вайолет в полночь не будил соседа этажом ниже. Руки у Итана росли откуда надо, он мог и люстру подключить, и детскую оштукатурить. Им с Эйми доставляло большую радость день за днем усталыми вечерами подстраивать этот дом под себя, а потом сидеть на веранде с пивом и наблюдать, как за кронами кленов сползает в ночь солнце.

Теперь ему думалось, что он обманывал себя. Пусть Манхэттен перенаселен и дорогостоящ, пусть округ Колумбия разлапист и суматошен, но чтобы в супермаркете там не было молока – такое и представить себе невозможно.