— Майк, есть еще вопросы?
Я смотрю на Трейси.
— Дорогая, что думаешь? Хочешь, чтобы мы куда-нибудь пошли и поговорили с глазу на глаз?
— А как
— Я? Как та
— Да, это точно, — отвечает она с мягкой улыбкой.
И я принимаю решение — прямо на месте.
— Мы пойдем на операцию.
Нина входит в кабинет и договаривается с доктором о логистике — мы определяем дату. С этого момента она будет все координировать и решать. Нина — воплощение чистой энергии в сочетании с добродушием; она стала неотъемлемой частью моей жизни, и я давно называю ее «моей фронтальной корой». После короткой паузы она поворачивается к нам, чтобы тихонько посовещаться. Одновременно она достает из сумки коробочку мятных леденцов, ловко открывает ее большим пальцем и протягивает мне два.
— Я сразу понял, что она хороша, — скажет мне доктор Теодор позднее. — Она почувствовала, что тебе не помешает леденец, как только вошла в кабинет.
— На самом деле это были таблетки от Паркинсона, — объясняю я. — Она заранее может предсказать, что у меня вот-вот начнется тремор, и сразу дает мне их.
Нина — мой радар. Ее неподражаемая способность предвидеть события — одна из причин, по которой она стала для меня бесценной.
Менее чем через неделю мы все возвращаемся в госпиталь Джона Хопкинса. Раз уж мы решили действовать, тянуть нельзя. Потери, которые я несу с каждым днем, восполнить будет невозможно.
Глава 10
А вот и позвоночник
Я готов к обследованию. Операция завтра, но сегодня я лежу на каталке в больничной рубашке, подключенный к капельнице, через которую мне вводят седативное. Меня везут не в операционную, а в рентгенологию. Частью плана доктора Теодора, в связи с моей двойной проб-лемой — болезнь Паркинсона + позвоночник, — было получить точные снимки МРТ, чтобы дальше с ними работать. На эту модель моего позвоночного столба он и будет опираться. Изображение должно быть максимально четким, поэтому надо подавить все симптомы Паркинсона и вообще любые движения. Для этого меня придется усыпить. Мне вводят приличную дозу, чтобы вырубить на все то время, пока доктор Теодор делает снимки моей спины (то есть лучшей из моих сторон).
Остаток дня я провожу в больничной палате с легкой головной болью; Нина тем временем обсуждает с персоналом госпиталя, кто будет давать мне лекарства от болезни Паркинсона во время операции и после нее. Это серьезный вопрос, потому что в больнице самому принимать лекарст-ва запрещено; они должны быть в курсе каждой таблетки, которую я выпил. Все средства и все их компоненты необходимо проверять на совместимость.
Трейси в палате вместе со мной. Оба мы ведем себя тихо, но, думается, по разным причинам. Я пытаюсь заснуть, глаза мои закрываются, но мозг продолжает лихорадочно работать. Я вспоминаю, как двадцать лет назад в Бостоне мне делали операцию — Трейси тогда была напугана, явно нервничала, а я же сохранял полное спокойствие. Я сознавал риски, но знал и то, ради чего на это пошел: я должен был избавиться от сильного тремора в левой половине тела, от которого страдали и моя семья, и работа, и социальная жизнь. Я хотел снова спокойно держать в руках книги и читать своим детям. Я не беспокоился потому, что был уверен — все пройдет благополучно. Мне хотелось только, чтобы и Трейси это поняла.
Тогда, в 1998-м, мы были с ней женаты десять лет. Интересно, в брачных клятвах до сих пор говорят
Я очень беспокоюсь насчет того груза, который взваливаю на Трейси, потому что, хотя она все время рядом и заботится обо мне, моя жена не может не думать о своем отце. Стивен Поллан скончался в начале этого года. Ему было 89 лет. Он обладал мудростью, значительно превосходящей возраст, но в то же время проказничал, как десятилетний мальчишка.