Новая МРТ подтверждает то, чего я давно опасался. Виновник — не связанный с Паркинсоном — крадется вверх по моему позвоночнику.

Несколько лет мой невролог наблюдал за новообразованием у меня в позвоночнике, эпендимомой — опухолью, которая возникает в клетках эпендимы, оболочки спинного мозга, выстилающей проток спинномозговой жидкости. Впервые ее обнаружили в процессе диагностики нейро-фибромиалгии на МРТ. На тот момент я наблюдался у четырех независимых хирургов, и каждый из них подтвердил, что опухоль доброкачественная, но вызывает серьезные опасения, и изложил свои соображения насчет моего будущего. В целом мы сошлись на том, что лучше будет воздержаться от серьезной операции по ее удалению. Это была бы очень сложная процедура — длительная, опасная и не гарантирующая 100 %-го успеха. Хирурги считали, что риск слишком велик, и поскольку опухоль не развивалась и не слишком сдавливала позвоночник, делать операцию не было нужды. «Давайте подождем, понаблюдаем и постараемся сосредоточиться на лечении болезни Паркинсона».

После нескольких лет затишья ситуация приняла неприятный поворот. Что-то спровоцировало рост новообразования. Кроме того, новый снимок показал небольшое кровотечение из кисты. Это означало, что предыдущее решение «подождать и понаблюдать» нуждается в пересмотре. Теперь те же самые доктора настаивали на том, что опухоль следует удалить.

Мы с Трейси постарались тщательно все взвесить. Мы очень боялись решения, которое нам предстояло принять. Мы любим нашу жизнь, хотя за то время, что я болею Паркинсоном, нам пришлось смириться с ее непредсказуемостью. Сейчас стало ясно, что это не просто заноза в заднице, а опухоль в позвоночнике — и ей там не место. Вопрос в следующем: кто ее удалит, когда и знает ли он вообще, что надо делать?

На Северо-Востоке США работают самые знаменитые в стране нейрохирурги, в основном в престижных клиниках. Мы консультируемся с несколькими из них. Они изучают последние снимки и взвешивают риски, связанные с операцией. Некоторые готовы ее сделать, некоторые колеблются, несколько сразу дают отказ. Мне нужен кто-то мудрый, кто поможет нам принять решение.

Доктор Аллан Х. Роппер, легендарный гарвардский невролог, сопровождавший меня в первые годы болезни Паркинсона, рекомендует встретиться с доктором Николасом Теодором, директором Центра нейрохирургии позвоночника при Университете Джона Хопкинса в Балтиморе. Сын Аллана Александр Э. Роппер, тоже нейрохирург, проходил у доктора Теодора интернатуру, когда тот еще работал на предыдущем месте, в Институте неврологии Барроу в Фениксе.

Мы с Трейси едем по трассе I-95 из Нью-Йорка в Мериленд на консультацию с доктором Теодором. Нина едет с нами, собственно, она за рулем. Университетский госпиталь Джона Хопкинса — это уникальное учреждение, центр нейрохирургии США. Еще одна причина выбрать эту больницу — их первоклассное, всемирно известное отделение реабилитации, расположенное в том же комплексе. Мне не придется переезжать в другое место для восстановления после операции.

Мы добираемся до медицинского центра, и вот я уже ковыляю по коридору к высокому мужчине в белом халате, дожидающемуся в дверях, примерно в двадцати шагах от меня. Мне они кажутся двадцатью милями. Из-за проблем с равновесием мне приходится опираться о стену. Мы добираемся до доктора Теодора, и он указывает Трейси на красивый кабинет, а меня проводит в прилегающую к нему смотровую. Именно в такой обстановке и должен принимать знаменитый хирург.

Мое первое впечатление о докторе Теодоре: в нем всего чересчур. Он похож на профессионального спортсмена и ведет себя как довольный жизнью Джон Гудмен. Доктор Теодор говорит, что несколько раз просмотрел мои снимки и внимательно изучил историю болезни. Он осматривает мой позвоночник, проверяет рефлексы — обычная процедура. Потом записывает свои наблюдения в компьютер: «Снимки показывают большую интрамедуллярную (находящуюся внутри позвоночного столба) опухоль, с крупной присоединенной фистулой (полостью, наполненной жидкостью внутри позвоночника), оказывающей значительно сдавливание. Проблемы с поддержанием равновесия, заметная слабость и судороги в ногах, очевидные признаки миелопатии (дисфункции позвоночника)».

Пока я одеваюсь, он замечает ссадины и царапины у меня на коленях.

— Часто падаете?

— Падаю все чаще, удовольствия от этого все меньше, — отвечаю я.

— Ваши колени не успевают заживать?

— Да уж, особенно в последнее время. Я плохо с ними обращаюсь.

Мы присоединяемся к Трейси в кабинете доктора Тео-дора. Он начинает с того, что рассказывает: когда доктор Роппер связался с ним насчет пациента с эпендимомой в верхней части грудного отдела позвоночника, которую никто не берется оперировать, это сразу привлекло его внимание. Роппер предпочел не называть моего имени, пока доктор Теодор не согласится заняться этим случаем.

— Впервые взглянув на ваши снимки, я был сильно встревожен — и это еще слабо сказано.

Я бросаю взгляд на Трейси, которая сидит с ручкой в руках и все записывает в блокнот на пружинке.

— Любой нейрохирург, — продолжает он, — перепугался бы при виде вашего позвоночника. Даже мне пришлось сделать глубокий вдох.

Доктор Теодор говорит, что понимает, почему остальные сочли опухоль неоперабельной.

— С учетом размера и расположения опухоли в месте соединения шейного и грудного отделов это очень рискованно.