«Может это и есть та самая любовь, описываемая бестолковыми поэтами как вершина человеческих отношений?» – уже подумывал я, забывая о долгих прежних размышлениях на эту тему, выводом из которых всякий раз становилось, что никакой любви в том божественном виде, как ее нам навязывают романтики, просто не бывает! Любовь, это совсем не то, что обычно о ней говорят! И наоборот. О том, что следует говорить, обычно, как раз, умалчивают! И только бестолковые поэты поют о ней на все голоса! Да ведь привирают, всегда путая страсть с обожанием! Может, в этом и запрятан корень многих ошибок молодых?
«Любовь! Любовь! Если она моя, то во всём сугубо моя! Неповторимая, не какая-то там книжная или киношная! Не придуманная! Не скопированная бездумно романтическими представителями человеческого стада, но рожденная мной самим осознанно, и заключающаяся в непреодолимом стремлении моей души к твоей душе. Она в единении наших душ, оказавшихся родственными по своему мироощущению и отношению к основополагающим принципам жизни, событиям, идеалам, другим людям. И с этим пониманием я, словно пылко влюбленный юноша, ничего поделать не могу! Отныне вся моя жизнь и всё в ней устремлено в единственном направлении – к тебе! Я тебя безмерно обожаю! Я и дышу-то, казалось мне, только для тебя!»
Случалось, ты была рядом, со мной и только со мной, а я настолько сходил с ума от твоей красоты и свежести, что готов был пренебречь своей выстраданной мудростью, принципами и опытом. И до чего же сложно было мне держаться, если всякое твоё слово, каждое движение, и каждый взгляд являлись для меня бесконечно дорогими и без сомнений расценивались как нечто, самое прекрасное, с чем хотелось тут же слиться и сродниться.
И даже то, что кроме меня пока никто не разглядел в тебе потрясающего чуда, меня ничуть не удивляло и не нарушало моих выводов о тебе – люди всегда заняты лишь собой! Они слепы и бесконечно глупы, поскольку обычно живут чужим умом! Вот если бы кто-то, ими уважаемый, публично восхитился твоими достоинствами, охарактеризовав их как выдающиеся, то с того момента и они бы повторяли это без конца, пока им не подсунули бы следующий «леденец».
Я это понимал, потому даже радовался, что они не способны тебя разглядеть. Ведь стоило тебе, доброжелательной к каждому уже в силу своей внутренней природы, спокойно и уважительно заговорить с кем-то из моих потенциальных «конкурентов», а не со мной, как моя душа тягостно напрягалась от нарастающей до невыносимости боли. Но даже в такие минуты я злился не на тебя, а только на них. А тобою любовался. Хотя, помню, меня всякий раз так и подмывало взять тебя в охапку и унести в своих объятиях подальше от всех, мешающих нам оставаться наедине.
Поначалу я был уверен, что моя восторженность не иссякнет никогда – и твои достоинства тому порука. Но со временем, копаясь в себе, стал пугаться закравшейся однажды мысли, будто моё отношение к тебе со временем сможет устать, сможет выветриться и измениться. Ведь так всегда случается со всеми, кто поначалу любит бесконечно сильно. Ничего не бывает вечного, говорят в таких случаях! А собственного опыта пылкой любви и охлаждения я не имел.
«Нет! Для меня это недопустимо! – твердил я, пугаясь неизведанного в собственной душе. – У меня так не должно быть! Уже потому, что я тебя не люблю, я тебя бесконечно обожаю. О-бо-жа-ю! А это – совсем другое! Более высокое и более прочное чувство! Это не инстинкт, не животный зов тела! Это зов и притяжение души! Её отклик на то, что представляется прекрасным и уже потому притягательным… Прекрасное всегда прекрасным и остаётся! Люди всегда тянутся к нему! И бездумно превращают своё высокое тяготение в банальную любовь! В ту, которая у поэтов… Которая периодически случается у всякого живого существа! Хотя у животных не бывает обожания; у них – лишь могучий зов природы. Но и у людей он есть! Да еще какой! Часто столь сильный, что заглушает голос разума».
Неужели я сейчас такой же, как они, эти бестолковые поэты и черепахи, хотя сам о себе нечто важное раздуваю? Может, я уговариваю себя или оправдываюсь, а поступаю, ровным счетом, как любой самец под воздействием естественных гормонов?
Да нет же! Всё становится на свои места, если уяснить, что я тянусь к тебе, лишь потому, что обожаю. И убеждён, что в целом свете для себя никогда не встречу никого важнее, нежели ты. Ты – моя лучшая находка! В этом-то я абсолютно уверен. А это – продукт работы головного мозга! Не душа напела, не чувства, которым чаще всего не следует доверять! Своим мозгам я доверять привык! Стало быть, ты, Светка, на самом законном и обдуманном мною основании стала в моей жизни лучиком надежды. Ты мой Лучик! Мой Лучик света в не слишком разумном мире. Значит, ты и есть мой Лучик-Света! С тех пор я так тебя и звал, а тебе это нравилось. Лучик-Света!
В своей любви к тебе я действительно едва ли не горел в полном смысле этого слова, но не банальной страстью, а достойнейшим самого высокого одобрения обожанием. Следовательно, горел я, но не подобно спичке, которая сгорает на глазах, а потом-то что? Либо темнота, либо следующая спичка, а за ней еще одна… А мне непременно нужна одна-единственная подруга, чтобы рядом с нею гореть до конца! Размениваться на заманчивое для кого-то множество и новизну ощущений я не намерен, хотя везде подобное встречаю, и даже предвижу типовые нравоучения многоопытных донжуанов, будто только так и следует жить.
И вообще! Какая, к черту, любовь! Вспомните классическую историю любой пламенной любви! Почему, например, великий Шекспир бурную любовь своих литературных героев завершил организованной для них трагедией? Да всё просто! Не сделай он этого, пришлось бы описывать последующие скандалы, похождения, измены и раздел имущества! Получилась бы не нравоучительная сказка о любви, полная книжных премудростей, умиляющая всех, а слепок с реальных отношений бывших влюбленных. Слепок с реальной жизни, в которой, как раз, всё бывает иначе, нежели в романах! Выползли бы наружу и взаимные недовольства, и скандалы, и измены, и другие пакости. Всё то, что не укладывается в поведение идеальных влюбленных, на вздохах которых издавна дурачат многие поколения молодых людей. Ох, уж эти вздохи! И как им верят?
Странное дело! Буквально всем нравится трогательная любовь шекспировской несчастной пары, но никто не говорит о том, почему же она оказалась столь несчастной!
Неужели не додумались? А ведь сам Шекспир пояснил, осуждая столь пылкую, но необдуманную любовь, которая не от головы, а от тела! Которая от страсти готова хоть на предательство собственных семейств, хоть на что иное! Потому и нам осуждать ее следует, а не воспевать! И детей наших всей своей родительской мудростью и воспитанием следует подталкивать не к разрушительному любовному умопомрачению, а к чему-то более разумному и управляемому разумом! Так совместная жизнь даже наших «инопланетян» получится долговечнее!
Вот для того, Светик, чтобы и у нас с тобой не случилось недописанной Шекспиром «неземной любви» состарившихся и ненавидящих друг друга супругов, следует потерпеть, пока наши естественные, но всё-таки животные страсти прогорят, а уж потом подумать, что от той любви осталось. И, тем более, только после того, а не в пылу умопомрачительных страстей, принимать решения, определяющие нашу долгую с тобой жизнь. Согласна? Да и куда нам торопиться, коль впереди вся жизнь!
Впрочем, кто же, как не ты, изображая полное согласие со мной, подтрунивала над моей медлительностью, ошибочно принимая ее за несвойственную мне нерешительность? Помнишь, как всякий раз, расставаясь вечером, ты с задорной веселостью, так мило украшавшей тебя, обычно меня пытала:
– Так что, товарищ зам. главного? Завтра наше совещание начнется в обычное время? И будет продолжаться долго-долго, и опять без какого-либо результата? – похохатывала ты, прекрасно сознавая, что я хорошо понимаю смысл твоих насмешек и не обижаюсь лишь потому, что обидеться на тебя у меня ни за что не получится.
А потом, чтобы я даже не помышлял обижаться, подпрыгивала до моего роста, стремительно целовала меня в губы и, бросаясь в подъезд своего общежития, слышала от меня вдогонку что-то вроде:
– Давыдова! Вы у меня доболтаетесь! Смотрите, премии лишу!
Глупенькая моя! Разве мог я с тобой спешить? А вдруг ты передумаешь, не захочешь оставаться со мной, не дай бог, конечно. У тебя тогда случится совсем другая жизнь, в которой мне места не окажется. Так как же я мог, мой Лучик, хоть в чем-то тебя скомпрометировать! Как, любя, мог испортить твою жизнь, пусть она и продолжится дальше без меня!
Потому ты потерпи чуток и во мне не сомневайся – я тебя не подведу! И по поводу моей бестолковости тоже не переживай! Я, в общем-то, достаточно быстрый и решительный, там, где это действительно необходимо! И тебя в обиду никому не дам!