И всё же остаётся вопрос! Боюсь ли я смерти?
На сегодняшний день отвечаю честно, как на духу! Страха не испытываю, но очень не хочется! То, знаете ли, в старческом возрасте медленно так, постепенно и размеренно происходит трансформация сознания, в результате которой старики смиряются с печальным исходом и даже ждут его, а для меня эта встреча пока крайне нежелательна! Ведь я не без оснований уверен, будто всё у меня, как говорят, впереди, а тут, на тебе, словно обухом по голове… Конечная остановка! Вываливайте его! И все планы сразу в прах; и то, что всегда считалось второстепенным, оставлялось на потом, становится вдруг самым важным; и цена каждой секундочки взмывает, и за каждую из них, предстоит ещё побороться. Но времени на борьбу не осталось!
А если нет времени, но нет и сил для борьбы! Бр-р! Только с этого жуткого момента, с этого понимания безысходности и приходит, как я понимаю, настоящий страх смерти, которая с тобой может сделать всё, что ей вздумается, а ты не только не в состоянии сопротивляться, но даже возразить ей не в праве!
Бедная моя девочка! Ведь я, думая об этой чертовке-смерти, лишь пытаюсь понять то, что испытываешь ты, чтобы знать, как тебе помочь. Но ни к чему так и не пришёл!
Глава 17
Недавно скрытно от тебя я посетил районную поликлинику, чтобы выписать рецепт на обезболивающие средства. Собственно, сильных болей до сих пор, с твоих же слов, ты не испытывала, но я опасался что подобные лекарства понадобятся внезапно. Попробуй тогда нашу медицину быстро раскрутить!
В поликлинике меня вежливо послали… Наркотические препараты, группа «А»!
Я дошел до главного врача, изрядно возмущаясь их порядками, но ничего не достиг. Мне всюду твердили, будто подобные средства отпускаются в особом порядке, поскольку они наркотического действия. Я же заводился и требовал, чтобы они включили тебя, наконец, в этот свой пресловутый особый порядок. Ведь ты давно находишься у них на учете, а для чего он, если помощи никакой! «Получается, что всё это лишь ваши внутренние игры, нужные только вам, а не больным людям!»
Но медиков, обличенных некоторой властью над нами, не пронять: «Таков порядок, не нами заведенный!»
Я едва сдерживался:
– Вы же клятву давали, что станете беззаветно служить интересам людей, или как там у вас это называется! А когда пришло время доказать свою состоятельность, все оказались клятвоотступниками! И скоро опять под свои профессиональные праздники грамоты да ордена начнете себе вручать! Будете трезвонить на весь мир о гуманности своей профессии и о том, как она и вы нужны людям! А на деле вы мало отличаетесь от палачей! Даже в масках, как и они! И помощь оказываете лишь ту, которая вам выгодна! Разве не так? Молоденькая женщина стала жертвой злого рока – и где же ваша хваленая гуманность? Больная мучается, а вас инструкции заботят, которые во вред больным! И никакой гуманности на самом деле! И никакого сострадания!
Я ушел, хлопнув дверью, лишь после того, как главврач со всей очевидностью (стало быть, я его все-таки пронял) тоже стал закипать, как и я, и зловещим голосом поинтересовался, смогу ли я успокоиться без вмешательства в наш разговор родной милиции? Тебе о своем провальном вояже, чтобы дополнительно не волновать, я, конечно, ничего не рассказал.
В феврале, и я уже говорил тебе об этом раньше (помнишь?), ты из-за прогрессирующей мышечной слабости больше не вставала. Мне срочно пришлось решать и эту задачу, ведь я должен был как-то работать, задерживаясь, иногда допоздна. Тебе же в таком состоянии оставаться без присмотра больше было невозможно.
«Как же быть?» Задача заранее казалась неразрешимой. Тем не менее, всё вышло значительно проще, нежели мне представлялось изначально. Я всего-то вызвал на дом участкового врача, а он легко и просто открыл на меня «больничный» по уходу за больным, то есть, за тобой, поскольку ты официально являлась инвалидом первой группы, а твоя беспомощность стала очевидной. Я превратился в сиделку.
Уже после этого я решил самую трудную для меня часть этой задачи: поставил в известность своего начальника, главного инженера Станислава Николаевича, о том, что мне представлялось большой свиньёй с моей стороны. Надо сказать, что он, коль именно ему вменено организовывать науку и производство нашего НПО, конечно, едва устоял от столь обезоруживающей новости. Еще бы! Неожиданно из обоймы выпадал самый нужный, практически незаменимый заместитель, на котором всегда держалось почти всё, и который до той поры «больничных» никогда не брал, выздоравливая, если уж приходилось простужаться или температурить, непосредственно на рабочем месте! И вдруг, на тебе! Ушел на «больничный»! Да еще на неопределенный срок! Прямо, бунт на корабле! Настоящая измена!
Но его реакция оказалась иной:
– Сергей, ты мне скажи, совсем Светлане плохо? – только и спросил Станислав Николаевич. – Ну, что же! Мы как-то выкрутимся и без тебя! А ты, смотри, поддерживай ее, бедняжку; в такое поверить до сих пор трудно, и сам держись. Вижу ведь, давно тебя качает от семейных твоих проблем! Ну а понадобится что, о нас не забывай!
С тех пор у меня началась другая жизнь, ведь на работу спешить не приходилось, словно я опять оказался в отпуске. Вот только отпуск тот вынужденный, растянувшийся на полтора месяца, стал для меня сущим адом. «А что же вы хотели, ухаживая за лежачим больным!» – подтрунивал я над собой поначалу, однако через несколько таких дней и ночей юмора моего, как будто и не бывало! Осталась лишь незнакомая ранее предельная или абсолютная усталость и раздражение на весь мир.
На меня постоянно давила, словно рухнувшая на голову бетонная плита, почти неразрешимая задача. С одной стороны мне следовало срочно устроить нашу с тобой совместную жизнь в ее новом качестве, что с непривычки оказалось мне не совсем понятно, трудно и утомительно. А с другой стороны, и говорю это всерьез, хотелось выжить и самому, ибо я уже давно подумывал о том, что взялся за непосильную для себя ношу.
Ко всем моим заботам добавилась еще одна: ты теперь не хотела, чтобы я отлучался от тебя хоть на минутку. И мне приходилось только и делать, что покорно сидеть у постели, гладить твою руку, а урывками выполнять всё остальное, то есть, приносить, выносить, стирать, гладить, поправлять, менять, заправлять, разогревать…