— А когда вернешься?

— Скоро!

— Как скоро? — упорствовал, будто почуяв неладное, малыш.

Женщина показала на дверной косяк, где ежегодно ставили зарубки, обозначая, на сколько подрос первенец:

— Как только вырастешь еще на одну отметину!

— Правда?!

— Правда, сыночек! Как ты можешь сомневаться?

— Ты не обманешь? — не унимался Крид.

— Что ты, моя кровинушка! Я обязательно вернусь и привезу тебе кучу красивых игрушек.

Случилось так, что ближайший год малышу было не до игрушек. Он тяжело заболел и оказался прикованным к постели. Студент-медик, которого смог пригласить отец, учитывая их доходы, не исключал нервного срыва, сказавшемся на опорно-двигательном аппарате. Отец при этом смущенно отводил взгляд в сторону. Он еще не знал, что малолетнему сыну придется провести в постели долгих одиннадцать месяцев.

Единственными живыми существами, скрашивающими будни мальчика, были… две мухи. С которыми он крепко подружился.

Сначала, правда, их было значительно больше, но постепенно остальные куда-то исчезли.

Крид не раз пытался угадать судьбу пропавших без вести. То ему казалось, что мухам попросту надоели скука и убожество, царящие в лачуге, и они отправились в места более оживленные, к примеру, на богатую — и уже одним этим веселую! — свадьбу. То представлял, как его крылатые друзья гибнут в кровавой навозной разборке, уступив более сильному противнику. Случалось, Криду становилось их жаль настолько, что он начинал плакать, прощая коварную измену.

И тихо радовался, что эти две сохранили верность, хотя наверняка каждый вечер ложатся (или садятся?) спать, как и он сам, впроголодь.

Одной он дал имя Зузу, другой — Биби. И вскоре уже узнавал их в "лицо". А если быть точным, то не в "лицо", а по приметам.

У Зузу, видимо, в драке за мушиного жениха, основательно пострадало левое крыло — оно стало зубчатым и короче правого. Как заметил Крид, при заходе на посадку инвалидке приходилось несладко: она как бы заваливалась на бок. Но до авиакатастроф дело, к вящему удовольствию малыша, не доходило. В последний момент муха изворачивалась и приземлялась на "аэродром" без всяких происшествий.

В свою очередь, брюшко Биби было испачкано чем-то несмывающимся белым. Скорее всего, села когда-то на свежеокрашенный белилами подоконник.

"Вот бедняги!" — горевал малыш над нелегкими судьбами своих подруг, живущих, как и он, без матери и в замкнутом пространстве.

Он был им очень благодарен за то, что не бросили в трудную минуту. "Повезло, что встретил именно Зузу и Биби!? — размышлял малолетний философ. — Ведь они не улетели, к примеру, в роскошный особняк на улице Мурильо, хотя там в баке с отходами еды куда больше, чем в их с отцом, давно не работающем и поэтому покрывшемся толстым слоем пыли и паутиной, холодильнике. За это я их, когда умрут, если сам к тому времени выздоровею, похороню со всеми почестями на заднем дворе. Даже салют из хлопушки устрою, если отец даст несколько песо".

Вечером приходил с работы уставший глава семейства и первым делом интересовался, не скучно ли было сыну, заходила ли соседка? Шумно ругался, когда узнавал, что заглядывала лишь единожды или вовсе нет. Однако Крид относился к этому ритуалу, как обязательному, но никому не нужному и ничего не значащему. Ибо однажды случайно через полуоткрытое окно услышал, как отец унижался перед толстой Санхи: