— Они взем нужны! — Сауб и Триш едва не прыснули со смеху: они никогда не слышали, чтобы заместитель председателя правления, небезосновательно слывущий в коллективе записным сухарем, пытался острить.

— Оно-то так, — согласился оппонент. — Да не у каждого, в отличие от меня, существует возможность поживиться.

— Гозподин Вилкау задолжал вам какую-то определенную зумму?

— Как бы не так! Но разве это мешает его слегка пощипать?

— Я отказываюзь вызлушивать подобные измышления!

— Не уподобляйтесь кисейной барышне!

— Кто вы такой?

— А вам какое дело?!

— Что за тон? Как вы можете зебе такое позволять?

— Не пыли, как перезрелый дождевой гриб! А Клоду, когда появится, передай: я еще позвоню. Пусть, если ему дорога фамильная честь, готовит бабки.

— Это уже выходит за рамки не только приличий, но и…

— Ничего, перебьетесь всем хором. Мы с господином Вилкау люди не совсем чужие на этом празднике жизни…

Щелчок и записывающее устройство автоматически отключилось. На несколько тягостных мгновений в кабинете воцарился шумовой вакуум. Первым его нарушил хозяин:

— Ну, как прокомментируете зей диалог злепого з глухим?

— Сказать что-либо определенное трудно, — Триш задумчиво потер выпуклый лоб. — Ни один эксперт, прослушав ленту сколько угодно раз, не рискнет утверждать, что речь непременно касается вымогательства. Ни одного прямого факта.

Госпожа Сауб возразила:

— Даже начинающий шантажист-самоучка благодаря телевидению и кино знает, как себя вести в подобной ситуации. Поэтому рассчитывать на то, что он станет изъясняться прямым текстом, а не гнусными намеками не приходится.

— Вот и я так подумал, — обронил Патиссон.

— Я остаюсь при своем мнении. Правда, с незначительным уточнением. Сам по себе телефонный разговор на обвинение в вымогательстве, безусловно, не тянет. Однако вкупе с непонятной историей с деньгами, заставляет насторожиться.

— Но я ведь зразу позле него ваз и не приглашал на безеду. Более того, зам о нем забыл, как о малоприятном инциденте.